Объяснение было неизбежным; я приготовился.
— Она — за нас, — сказал Дорн, — во всяком случае будет за нас, как только в стране станет спокойнее. Конечно, она несколько уязвлена, но так все и должно быть.
Боль на мгновение омрачила его воодушевленное, счастливое лицо.
— Какое-то время, — продолжал Дорн, — мне казалось, что либо я не выдержу, либо она взглянет на вещи по-моему, — и то и другое случилось.
Слова Дорна заставили меня с радостью и облегчением перевести дух, от внезапного чувства одиночества не осталось и следа.
— Очень рад! — сказал я.
— Она не помешает нашим отношениям, — неожиданно заметил Дорн. — Я мечтаю добиться ее, и она мечтает обо мне — этого достаточно. Она сделает все, чтобы я зажил полной жизнью, чего не было раньше. Я стану спокойнее, она же будет чувствовать себя более уверенно. Так и должно быть.
Уж не старался ли Дорн подавить в себе последние сомнения? Во всяком случае он больно задел меня, и хотя я вовсе ему не завидовал, но одиночество и неосуществленные желания снова остро дали о себе знать. Целебный покой жизни в поместье, путешествие и затея с газетными статьями в мгновение ока превратились в пошлые, скучные и бесплодные попытки хоть как-то утешиться.
— Для меня, — говорил между тем Дорн, — Некка была единственной. Другая женщина не могла дать мне… полноты, в Некке — все: вся полнота моей
Дорн рассмеялся, потянувшись всем своим большим, сильным телом.
— Теперь я себя не жалею, — добавил он.
— Я тоже, и очень рад за тебя.
— Спасибо за такие слова, — ответил Дорн. — Твои чувства мне известны.
— Я и вправду очень-очень рад!
Дорн глубоко вздохнул.
— Мне было не так-то просто сказать тебе все. Как только у меня появится время, я поеду к ней, а это будет зависеть от того, что произойдет за ближайшие шесть дней. Она сейчас в Верхней усадьбе.
Он резко поднялся.
— Что я могу для тебя сделать?
— Теперь — ничего.
— Позже мы снова отправимся в путешествие. А Остров?.. Ты ведь приедешь опять?..