Островитяния. Том второй

— Должно быть, мы уже близко, — сказала она.

— Спрошу Эка.

— Нет, не надо.

Наши пальцы переплелись, и Наттана мягко, но внятно ответила на мое пожатие. Сердце мое воспряло, почувствовав прилив новых сил, источник которых заключался в нас обоих.

Нам с трудом верилось, что мы наконец прибыли, хотя позади было столько часов пути. Эк подозвал нас, сказав, что, поскольку лошади могут разбрестись, нам лучше сесть на них. Рука Наттаны выскользнула из моей. Я посадил Наттану на Фэка, потом нашел свою лошадь. Сильно пахло сосновой хвоей.

Около полуночи мы добрались до дома. Света в окнах не было. Мы оставили Наттану у дверей, чтобы в случае чего она предупредила Мару и та не слишком хлопотала, а сами повели лошадей на конюшню. И все-таки, когда мы вернулись, Мара была уже на ногах и тут же принялась поить нас теплым молоком. Наттана, успевшая подкрепиться до нас, уже отправилась спать. Десять минут спустя я тоже уже был в своей комнате и вскорости заснул.

На следующее утро значительно потеплело, туман поднимался повсюду от влажной земли и тающего снежного месива. Усадьба Файнов выглядела по-новому, хотя все кругом было знакомым, словно старый друг переоделся в новое платье. Я позавтракал с Марой и Эком. Наттана провела в постели почти весь день. Мара сообщила, что девушка слишком утомилась.

— Она шла из последних сил, — подтвердил Эк, — только вот шаг у нее мелкий.

Потом он рассказал о том, какой неутомимый ходок была Некка, да и Неттеру он был бы не прочь взять с собой. Она никогда не обращала внимания, что устала. А сколько мелодий успела бы она сыграть!

Эк собирался остаться еще на день — дать лошадям передохнуть. Наттана, насколько я знал, должна была задержаться дней на пять, до приезда Дорна, или еще дольше, если снег не стает на перевалах. Было ясно, что Файны пригласили ее погостить, а Эк мог ехать и без нее. Я порадовался, что смогу еще пять дней провести в ее обществе.

Поддавшись на уговоры хозяйки, я провел утро в полной праздности, хотя мысль об изгородях не покидала меня, и мне хотелось хотя бы взглянуть на них. Правда, земля промерзла и было очень грязно — не лучшее время ставить опоры, но я мог бы поработать над каменными изгородями или выполнить какое-нибудь новое, загадочное и многозначительное поручение Ислы Файна. Маре не терпелось узнать все о заседании Совета. Она шила, сидя у окна, а я рассказывал, стараясь не упустить ни единой подробности. Небо просветлело, в просветах туч показалась лазурь. Погода скорее походила на весну или осень, чем на зиму. Ноги все еще гудели, в движениях и мыслях ощущалась скованность, но я с наслаждением сознавал, что вернулся к Файнам.

Настало время ленча. Наттана по-прежнему не выходила из своей комнаты. У нее были книги, к тому же Мара дала ей кое-что из шитья. Она велела мне передать, что чувствует себя прекрасно, просто немного устала.

День шел своим чередом. Меня так и подмывало выбраться на свежий воздух. Эку тоже не сиделось на месте, и мы решили вместе пройтись по большаку, а заодно взглянуть на изгороди. По дороге Эк дал мне немало дельных советов. Став хозяином Верхней усадьбы, он постоянно чувствовал эту ответственность. Беседа наша вращалась вокруг трех тем: его усадьбы, усадьбы Файнов и моего будущего. Изгороди окончательно перестали занимать нас, однако иногда мы обращали внимание и на них, причем Эк непрестанно следил за погодой и состоянием почвы.

В Верхней перед Эком стояли серьезные трудности. Пока усадьбу можно было использовать совместно с Нижней, но это была уже не летняя вотчина, а самостоятельная и постоянная резиденция, поскольку недалек был день, когда хозяйство придется разделить. В Верхней должно быть свое устройство, ни от чего не зависящее. Себя, Атта и Эттеру он считал основателями, которым предстоит работать вместе, закладывая основы. Наттане в его планах пока не находилось места. Он или Атт могут жениться, но все должно будет оставаться по-прежнему.

Их планы и их трудности? Овощи, фрукты и злаки им придется выращивать самим, взять их неоткуда, а климат наверху — суровый. Житницы Файнов, которые служили подспорьем в неурожайные годы в тех местах, где климат отличался резкими перепадами, очень интересовали его. Мы осмотрели их, бродя по сумрачным, прохладным и сухим закромам, оглядывая их устройство хозяйским глазом. Фермерам, не разводящим скот, по мнению Эка, жилось легче. Им не приходилось заботиться о купле-продаже и о рынке, и все-таки это была куда более скучная жизнь.

— Нам или нашим детям думать об отдыхе раньше чем лет через сорок нечего, — сказал он, впрочем, улыбнувшись. — К этому времени все заботы будут позади. Хорошо бы дожить, взглянуть.

Положение, причиной которого стал отец, прояснилось для меня. Будь семья, обитавшая в Нижней усадьбе, поменьше, жизнь там была бы другой — более легкой, приятной и не такой стесненной, по крайней мере для тех из Хисов, кому было назначено появиться на свет.

Пастбище на склоне холма вело вверх. То и дело Эк задавал вопросы, преимущественно насчет моего будущего: как долго я собираюсь еще оставаться в Островитянии? чем хочу заняться до отъезда? где буду жить?

Мы стояли, облокотившись на изгородь. Помнится, я часто стоял здесь же, когда чинил изгороди осенью: отсюда были видны обе усадьбы, оба поместья, похожие друг на друга, растянувшиеся у подножия холмов. Эк глубоко задумался, черты его лица посуровели.

— Я видел вашу книгу об истории Америки, — сказал он, — но так и не успел прочитать. Наттана говорит, что у вас есть работы и на английском, и здесь, в поместье, вы продолжаете писать. Что ж, неплохая жизнь, верно?