— Он сказал, что я должна, хотя мне…
Она резко замолчала.
— Хотя что, Наттана? — спросил я, подождав. — Вы не хотите говорить?
— Хотя я обещала. И вообще я слишком часто с ним соглашалась. Да я ведь вам все это уже рассказывала.
— Мне жаль, что на вас обрушилось столько неприятностей.
— Да, я переживаю, и больше, чем вам кажется. Отчасти из-за Эка. К тому же и мой станок, и все материалы — в Нижней усадьбе.
— А без обещаний было никак не обойтись?
— Я кругом запуталась. Мне не хочется больше слов. Я не могу…
Она снова замолчала.
— Я не подумал о вашей мастерской. Нелегко, должно быть, с ней расставаться.
— Ах, давайте больше не будем об этом! В Верхней тоже есть станок, поменьше. Эк обещал перевезти мои вещи, те, что сможет. Он очень добрый и заботливый. Но большой станок!.. Ах, конечно, дело не только в нем! Работа найдется, а весной, когда вскроется озеро!.. Дон будет брать меня с собой в горы. Так что есть хорошие стороны. Больше всего мне жаль, Джонланг, не то, что мы не ужились с отцом, а то, что он теперь так переменился. Он верит в определенные правила, а я — нет, и он меня наказывает, потому что я говорила ему об этом и не слушалась его.
— Наверное, вы спорили с ним не только потому, что он решился так голосовать, но и из-за Неттеры?
— Да, конечно. Это не все, но очень важно. Главная беда в том, что он уверен, будто он может распоряжаться всеми в доме, как хочет, а стоит только кому-нибудь ослушаться, сказать или сделать что-нибудь поперек — это уже преступление. В Верхней усадьбе мне будет лучше. И все равно, по правде, ехать не очень хочется.
Разговор был прерван появлением Эка. Он заезжал во Дворец — резиденцию лорда провинции Файна. В здании находился один лишь дворецкий, так что обслуживать себя нам придется самим и нечего рассчитывать на роскошную трапезу, все же необходимое будет нам предоставлено.
— И Зеленоглазку возьмем с собой, — добавил он.
Когда на следующее утро мы выехали из Дворца, нам не надо было думать ни о расписании поездов, ни о билетах, ни о носильщиках и чаевых. Я рассказал Наттане о множестве вещей, которые необходимо проделать путешественнику в Америке, однако еще не раз до конца дня нам невольно приходилось вспоминать и многочисленные удобства, предоставляемые американской системой путешествий. Так, поезд без всяких усилий с нашей стороны довез бы нас до Тиндала за час, теперь же нам предстояло преодолеть немало трудностей. Небо было сплошь затянуто тучами. Сначала подмораживало, потом температура несколько поднялась. Дождь шел вперемешку с мокрым снегом. Дорогу развезло, она стала скользкой и грязной. Мы медленно одолевали милю за милей, усталые, вымокшие, с ног до головы забрызганные грязью. И все же никто не жаловался, хотя иногда казалось, что нам никогда не добраться до конечной цели нашего пути.
Наттана устала и приумолкла, но не унывала: лицо ее не хмурилось и в любой момент готово было озариться улыбкой, хотя скользкая дорога, каждый шаг по которой давался с трудом и грозил падением, могла вывести из терпения любого.
К ночи мы добрались до Тиндала, но хотя человек на постоялом дворе, где мы перекусили и напоили лошадей, предупредил, что дорога скверная, мы решили идти дальше.
У въезда в ущелье, по которому протекал Ривс, мы спешились и еще долгих десять миль шли пешком, чтобы дать отдохнуть лошадям и не подвергаться риску упасть, равно опасному и для нас, и для животных. Лунный свет не мог пробиться сквозь плотную завесу облаков, и мы шли, не видя, куда ступаем, со всех сторон окруженные тьмой, зная, как не близок еще путь по этой скользкой, предательски неровной тропе. Эк с фонарем возглавлял шествие. Лошади растянулись в цепочку, мордами касаясь хвостов идущих впереди, так их здесь приучали. Последним шел Фэк, и его круп, слабым белесым пятном маячивший впереди, служил ориентиром для нас с Наттаной. Нашей задачей было не дать лошадям слишком растянуться. Казалось, с тех пор, как мы выехали из Ривса, прошло уже больше полусуток.
Фонарь Эка слабо раскачивался в ночной мгле. Начался подъем. Наттана накинула капюшон и совсем превратилась в невидимку, слившись с темнотой; я мог угадывать, где она, лишь по изредка долетавшему прерывистому дыханию, по звуку ее башмаков на глине или камнях или когда кто-нибудь из нас терял равновесие и мы задевали друг друга рукавами. Я шел рядом с девушкой, встревоженный, и мне так хотелось хоть как-то подбодрить ее, помочь ей, что это постоянно причиняло мне сладкую боль. Я стал рассказывать о том, как мы живем, о своих домашних. Речь моя, достаточно бессвязная, не была рассчитана на успех или даже на то, чтобы ее просто слушали. Но мне удалось позабыть об усталости, о словно налитых свинцом ногах. Потом я поинтересовался, о чем думает Наттана.
ebooksa