Мир приключений, 1990 (№33) ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы помолчали. Потом Сергей Сергеевич сказал:

— Ладно, я отправляюсь спать. Завтра надо закончить подготовку техники. Возможно, и нам придется принять участие в поисках пропавшей “Галатеи”.

Ночью волнения на море не было, но все равно она прошла беспокойно. Мучила духота. Я дважды вставал, проверял кондиционер. Он работал нормально, а ощущение духоты не проходило. Почему-то слегка поташнивало и было противное чувство непонятного страха.

Утром выяснилось, что плохо спал не я один. Многих угнетало подавленное настроение. И качка уже началась, — правда, легкая, чуть заметная. С юго-запада неторопливо и размеренно набегали волны зыби — посланцы бушующей где-то далеко “Луизы”.

Встал я рано, но, когда поднялся на шлюпочную палубу, увидел, что работа уже идет вовсю. На специальной площадке шустрые техники из лаборатории Волошина, которых Сергей Сергеевич иронически называл Эдисонами, собирали дирижабль.

Сергей Сергеевич тоже был тут, веселый, бодрый, безукоризненно выбритый, в какой-то новой щегольской курточке с бесчисленными карманами на молниях. Он стоял в сторонке и ни во что не вмешивался, но насмешливые, прищуренные глаза его не упускали ни одной мелочи.

Наш “Богатырь” — настоящий плавучий институт с двадцатью шестью научными лабораториями и собственным вычислительным центром. На нем все заботливо предусмотрено и для работы, и для отдыха. Порой ведь приходится проводить в море по полгода. Есть спортивные залы, волейбольная площадка, плавательный бассейн, даже бильярдная, где шары на столах заменены шайбами: удобнее играть при качке.

Проводить исследования ученым помогают три вертолета и мезоскаф, способный погружаться на глубину до двух километров и брать со дна пробы грунта стальными клешнями. А уж великое множество всяких хитроумных приборов и не перечесть. Они позволяют ученым сорока разных специальностей изучать одновременно и глубины океана, и волны на его поверхности, и течения, и все, что творится в атмосфере.

Но по-моему, любимым детищем Волошина был действительно замечательный разборный дирижабль. Сергей Сергеевич не только разработал его конструкцию, но и сам руководил постройкой. И гордился им вполне заслуженно. Это была как бы летающая лаборатория. Притом разборная, не загромождавшая палубу. Мягкая оболочка извлекалась из трюма, быстро укреплялась на жестком, прочном каркасе и наполнялась газом за полчаса.

В передней части гондолы располагался командный пункт, все остальное место занимала лаборатория. Здесь можно было сделать необходимые анализы воды и воздуха, исследовать всякую живность, выхваченную из океана буквально на лету. Ученые могли не только наблюдать за состоянием моря и атмосферы, но и опускать приборы с глубины океана. Остроумное автоматическое устройство, которым Волошин любил похвастать, позволяло воздушному кораблю швартоваться где угодно без помощи наземной стартовой команды. И управлял дирижаблем один пилот.

Жесткий каркас придавал дирижаблю такую форму, что издали он очень походил на летающее блюдце. У дирижабля были своего рода крылья, придававшие ему некоторые полезные качества самолета. Четыре реактивных двигателя позволяли при желании развивать скорость до трехсот километров в час, давая возможность за короткое время облететь значительный район.

Над волнами кружились за кормой две небольшие птички. Они отличались от чаек острыми серповидными крыльями, как у ласточек, и кричали по-иному, как-то особенно жалобно.

— Качурки, — сказал подошедший и остановившийся рядом со мной профессор Лунин — начальник нашей метеослужбы. — По-моему, куда более верные предвестницы шторма, чем “ипшик” Сергея Сергеевича.

— Значит, будет шторм, Андриян Петрович? — спросил я.

— Нет, стороной пройдет. Зыбь разве немного качнет. Вот магнитологи нынче именинники. Магнитная буря разыгралась вовсю. А “Луиза” уже ушла в Мексиканский залив, задела только самую западную оконечность Кубы. Там места болотистые., пустынные, обошлось, к счастью, без жертв. А на острове Доминика около сотни погибших. Нас от “Луизы” теперь заслонит Флоридский полуостров, так что большой волны не будет. Вот в Новом Орлеане готовятся к ее визиту… Но мы все же полетим в ту сторону, где прошел ураган. Хоть полюбуемся, что он там натворил.

— А разве “Галатею” мы искать не полетим?

— Заглянем и туда, где она предположительно пропала.

С Луниным я бы, не задумываясь, отправился в самый рискованный полет. Андриян Петрович прямо-таки излучал уверенность, силу и спокойствие.

Выглядит он величественно и живописно: уже немолодой, ему под шестьдесят, рослый, плечистый, обветренное и загорелое до черноты лицо под шапкой совершенно седых волос. Несмотря на начинающуюся полноту, в движениях Андриян Петрович быстр и по-юношески порывист.

“Небесный кудесник”, как его все называют даже в глаза с легкой руки Волошина, весел, остроумен, и прогнозы погоды на ближайшие сутки, какими начинает он ежедневные оперативки, доставляют всем наслаждение и задают хороший тон для работы на целый день. Лунин много постранствовал по свету, дрейфовал и на плавучей станции в Арктике, дважды зимовал в Антарктиде. Под стать Волошину, он тоже большой оригинал и выдумщик.