— Алиса, я хочу подарить Хисе Наттане швейную машинку. Ты мне поможешь выбрать?
Не в ее характере было позволять мне так резко менять тему разговора.
— Мне не нравится твоя позиция, — сказала она. — Опять эта твоя проклятая гордыня. Я вижу, ты не хочешь быть откровенным…
— Если откровенность в том, чтобы я сказал, будто сделал что-то постыдное, я не стану лгать и никогда не скажу этого.
— Постыдного — с твоей точки зрения?
— Я не знаю иных критериев, кроме собственных, чтобы решать, чего мне стыдиться, а чего нет.
— Джон!
— Чужие мнения могут иногда сослужить дурную службу.
— Есть определенные вещи, которые неизменны!
— Ты имеешь в виду мораль, Алиса?
— Разумеется! Есть вещи, которые приличный человек не может себе позволить.
— Я не сделал ничего такого, чего не может позволить себе приличный человек!
Алиса внимательно поглядела на меня:
— Но к чему тогда эти намеки?
Очевидно было, что она хочет закончить разговор, сделав вид, будто все поняла.
— Я никогда не намекал ни на что подобное.
Она опустила голову. Широкие поля шляпы скрыли ее лицо.
— Что ж, — сказала она, — полагаю, все в порядке. — И, резко вскинув голову, взглянула на меня: — Можно я расскажу маме?
— Конечно, Алиса.
Она вздохнула: