Жизнь и приключения Светы Хохряковой

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сыночек! Я здесь! Твоя мама видит тебя!

Бедный Наф-Наф не выдержал и заорал сердито:

– Мама! Замолчи, ты нам мешаешь!

– Молчу, молчу, сыночек! – и весь остаток спектакля она сидела тихо.

Родственники других поросят оказались не менее чувствительными, и когда узнавали голоса своих детей, начиналась вакханалия родительской любви. Поросята уже не стеснялись сердито покрикивать на счастливых родственников.

Еле-еле мы доползли до строительства домов. Тут нас замучили советами, отличились мужчины. Двое даже поссорились – выдержит дом из тростника порыв ветра или нет. Опять пришлось призывать зрителей к порядку. Мы за своей ширмой успокоились и развеселились – поняли, что успех уже в кармане и зрительный зал хоть и беспокойный, но управляемый.

Крокодила играли сразу трое, он был очень большой. Голову со страшной пастью держала я, туловище поддерживал крепкий паренек по прозвищу Чика, хвостом работала бойкая девочка десяти лет по имени Ракель.

Озвучивала крокодила я сама, почему-то мне пришло в голову, что раз у него такая огромная пасть, говорить он должен, растягивая слова. Наши невменяемые от чувств зрители решили, что это американский акцент, и как только Крокодил произнес свои первые слова, все с ненавистью закричали: «Гринго! Гринго!» – и в куклу полетела всякая гадость. Я испугалась, что испортят нашу драгоценную ширму, и резко заявила, что если хулиганство не прекратится, спектакль будет остановлен.

Зрители присмирели, и слава богу! Дальше действо сопровождалось либо криками и аплодисментами, либо звенящей тишиной, когда очередной поросенок попадал в опасную ситуацию.

Мы все-таки сумели увлечь зрителей, и более благодарного зала придумать было нельзя. Взрослые реагировали абсолютно как дети – так же испуганно вскрикивали, а женщины даже плакали, когда рушился очередной домик, кричали: «Беги! Беги!», правда, раздавались и другие советы: «Позови друзей, сыночек! Залезь на дерево! Эта тварь не умеет лазить по деревьям!» Но это все равно уже были правильные, нужные нам реакции.

И когда, наконец, проклятый Крокодил-Гринго лопнул от натуги, а поросята спели заключительную песенку победы, началось такое ликование, что я подумала, будто начался ураган, такой стоял шум, даже кто-то пострелял в воздух в честь победы.

Мы аккуратно сложили кукол и вышли на поклоны. Слава богу, я вывела ребят подальше от ширмы, а то бы ее непременно снесли. Родители кинулись с поцелуями и объятиями к своим гениальным детям. «Зал» рукоплескал стоя, и родители маленьких актеров кланялись вместе со своими детьми и плакали от счастья.

Постепенно все переместились в ближайшие кафе и гомонили уже там. Моей ширме уже ничего не угрожало, и я пошла домой перевести дух. Но как только я плюхнулась на кровать, в дверь вежливо постучали.

– Войдите! – крикнула я. Дверь открылась, и вошла красавица Катарина с большим букетом белых роз. Я ужасно обрадовалась.

– Катарина! Какие чудесные цветы!

– Это вам. Хозяйка сказала, что в Европе артистам принято дарить цветы после спектакля, и велела нарезать в саду самых красивых! – с этими словами она вручила мне букет.

Розы были огромные белые, и пахли божественно. Почему-то этот знак внимания так тронул меня, что захотелось плакать. Чтобы как-то отвлечься, я засуетилась и затараторила:

– Присаживайся. Хочешь чаю, кофе? У меня все есть. Только вазы нет, чтобы поставить эти чудесные цветы. Ничего, эту ночь постоят в ведре, а уж завтра что-нибудь придумаю. Ты была на спектакле?

– Да, мы с Педро приехали посмотреть.

– Ну и как, понравилось?