В Пустошке дед слез с телеги и, поблагодарив, хотел было снять корзину, но парень остановил его.
— Э, нет! Так дело не пойдет, — сказал он и, запустив руку в корзину, вытащил оттуда двух самых больших линей.
— Теперь в расчете, — засмеялся парень, кинув извивающихся линей на телегу.
Мимо обгорелых и заколоченных домов, минуя станционные пути, дед пробрался к базару. Только возле самого базара впервые встретился ему немецкий солдат в зеленом мундире. Солдат покосился на корзину, сделал было шаг к деду, но махнул рукой и отвернулся.
— Пронесло, слава тебе… — прошептал дед. — Ох ты! Ну и базар. Эх-ма!
До войны базар был шумным и веселым местом. Визжали поросята, подпрыгивали связанные по ногам петухи, рыбаки вытаскивали из корзин лоснящихся на солнце живых рыбин. Теперь же весь базар расположился на нескольких деревянных лотках, за которыми две-три унылые фигуры меняли тряпки на хлеб, да какая-то бабка продавала подсолнухи.
— Зря я шел! Какие тут покупатели, собак — и то не видно.
Он поставил было корзину на прилавок, но передумал и сунул ее вниз под ноги.
— Нечего хвастаться. Кому надо, и так спросит.
Сразу же к нему подошла бабка с семечками.
— Что меняешь? — спросила она. Губы ее были черны от шелухи.
— Иди, иди. Ничего тут для тебя нет. Не меняю я. Продаю.
— Кто ж теперь продает, старая ты башка! — заругалась бабка. — На кой пес тебе деньги? Давай на семечки менять. У тебя хлеб, поди? Али мед?
— Иди, говорят. Нечем мне щелкать твои семечки, — отмахнулся дед.
— Сказывай, что у тебя? — не отставала бабка. — Могу и на деньги купить.
— Спрос, кто спросит — тому в нос! Махорки у тебя нема? Нет. Ну и иди.
Бабка еще потопталась, вздохнула и сказала, отходя:
— Коменданта ещё не было сегодня! С какой ноги этот леший фюлер встанет — неведомо… Ох, ох! Но торговцев не трогает.
Никто больше к деду не подходил, и от нечего делать он дважды перечитал приказ коменданта, в котором разрешалось всем честным крестьянам вести торговлю.
— Торговля-я, — про себя усмехнулся дед. — Кислый воздух продают!
ebooksa