Митя с ребятами бегал на станцию. Смотрел, как проходят мимо бесконечные составы с пушками, носил военным клюкву и никогда не брал у них ничего. А раненые совали соблазнительные вещи: сахар, сухари, а иногда и шоколад.
Однажды, когда у мамы два дня не было махорки и она прокашляла всю ночь — так хотела курить, Митя спросил у раненого папироску.
— Не рано ли дым глотать научился? — упрекнул раненый, но дал целую пачку «Звездочки».
С тех пор Митя иногда выручал маму.
Городок был мал, по утрам будили его редкие петушиные голоса (у кого-то еще оставались куры), не было в городке ни завода, ни фабрики, только паровозное депо.
Новостей в городе неоткуда было ждать. А если что и случалось, мальчишки узнавали об этом первыми. Словно им кто-то по личному телефону сообщал.
Вот и домчалось до них, что за военным училищем, прямо в поле каждый день играет оркестр.
Митя лишился покоя. Медные громкие трубы звучали теперь в его ушах не смолкая. Гремели даже, когда он спал. Он просыпался теперь куда раньше мамы. Находил на кухне кусок хлеба и бежал из дому.
— А чай, милый сын? Куды без чаю-то?! — кричала вдогонку мама.
А он, юркнув за угол, сбегал по деревянным мосткам вниз к железнодорожному переезду, пролезал под вагонами и, всё бегом-бегом, поднимался вверх на гору и минут через двадцать уже сидел на заборе, карауля музыкантов.
Музыканты приходили хмурые, заспанные. Недовольно расставляли металлические блестящие треноги, на которых были подставки для нот, и принимались продувать трубы. Были музыканты нисколько не старше Мити. Первое время он с завистью рассматривал маленькие погончики на темно-зеленых кителях и кожаные сапоги с толстой подметкой. Но вскоре его внимание целиком поглотили трубы.
— Не больно интересно, — заявили Митины дружки. — Гудят одно — «ту-ту» да «ру-ру». Ни одной песни не могут! Нечего здесь делать.
Митины дружки сыскали себе дела поинтереснее, а он никуда не хотел уходить. Что-то привлекало сюда. Он и сам не знал что.
Он уже узнавал музыкантов в лицо. У белолицего толстогубого парнишки не получались три ноты. Две густые громкие и одна тоненькая звонкая. Когда он играл медленно, получалось, но стоило толстогубому поспешить, как он сбивался. И коротконогий сердитый старшина заставлял его повторять снова и снова.
— До-о-о бери, до-о, — пел старшина. — Неужели не слышишь: до-о!
Останавливаясь у другого музыканта, он брал его трубу и показывал, как берут «соль». Но стоило старшине отойти, как музыкант, флегматичный, с облупившимся носом дылда, снова фальшивил.
— Ох, — нервничал старшина, хватаясь за сердце, — медведь на ухо наступил!
А дылда знай фальшивил.
Митя слышал, что он играет неправильно, и однажды крикнул с забора:
— Не так дудишь, тоньше надо. — И он пропел: — Со-оль.
ebooksa