Капитан "Старой черепахи"

22
18
20
22
24
26
28
30

Макар Фаддеевич невольно отпрянул, но «Валюта» сама взлетела на гребень, и шхуна очутилась уже где-то далеко внизу в провале между гигантскими волнами.

Через секунду «Валюта» снова провалилась между холмами и опять приняла на свою палубу лавину бушующей воды. Когда же с вершины нового гребня пограничники оглядели море, они уже не увидели шхуны — на ее месте чернели лишь головы барахтающихся людей.

Репьев не верил своим глазам: «Ведь вот только что это судно было здесь, рядом!..»

— Шлюпку на воду! — скомандовал Ермаков и кивнул боцману: — Товарищ Ковальчук, спасай!

Приказ показался Репьеву безрассудным: «Разве можно кого-нибудь спасти?..»

Но спустя минуту кургузая шлюпка упрямо заныряла по волнам. В веслах сидели Уланцев и Петров, у руля — Ковальчук.

Тщетно старался Репьев уследить за крохотной шлюпкой. Вспененные волны то и дело скрывали ее. «Неужели их уже перевернуло?»

Но вот лодчонка показалась на высоком гребне, мелькнула на какую-то долю секунды, снова исчезла и снова взлетела на волне. Отчетливо были видны отчаянно загребавшие пограничники. Свирепая волна отнесла их далеко в сторону, но Ковальчук снова направил шлюпку к «Валюте». Волна перекатилась через утлую посудину, и Репьев увидел, как она наполнилась водой.

— Принимай! — крикнул Ермаков. Трое пограничников выбросили концы, но они погрузились в воду. Полузатопленную шлюпчонку стремительно ударило о корпус «Валюты» и разбило в щепы. В ней находилось восемь человек. Ухватиться за концы и выбраться на палубу шхуны смогли только пятеро.

Уланцев и двое контрабандистов не дотянулись до канатов, и прежде чем с «Валюты» успели бросить новые, пловцов отшвырнуло в сторону сажен на десять. Три головы появились над водой и тотчас скрылись, погребенные большим валом.

Спасенными оказались Ковальчук, Петров, Антос, один из его матросов и сутулый человек в ватной тужурке. Пленных немедля заперли в кормовой кубрик. Ермаков на минуту спустился в каюту взглянуть на барометр. Подвижная синяя стрелка указывала бурю...

Штормовало весь день и весь вечер. Ветер сбивал с гребней волн пену и пылью нес ее над морем.

Ермаков и Ковальчук с трудом удерживали шхуну вразрез волнам. «Валюта» вздрагивала всем корпусом, а кругом, во тьме стремительно спустившейся ночи, взметывались волны. Они то и дело накрывали шхуну. Придавленное тоннами соленой воды суденышко задирало к тучам бушприт, и пограничники считали секунды, пока лишенная силы вода не сбегала обратно за борт.

Трюмы были задраены. Корпус шхуны еще крепок. И, прислушиваясь к стону шпангоутов, Ермаков надеялся, что они выдержат десятибалльную трепку. Репьев держался за протянутый вдоль палубы леер.

«Скорее бы день! Скорее бы наступил день! При свете шторм не так страшен...»

Команда «Валюты» боролась против бури с ожесточением: убрали паруса, прикрутили сорванный с блоков тузик, упорно держали шхуну против волн. Парусина покрывалась льдом. Шкоты затвердели на морозе, и, хватаясь за них, люди в кровь царапали себе руки, ломали ногти.

Море зловеще гудело. И «Валюта», все хуже слушаясь руля, рыскала в разные стороны.

4

Минули вторые сутки, а шторм все не утихал. Он вырывал в одесском парке деревья, высоко, точно кленовые листочки, нес над домами содранные с крыш железные листы.

Тревожные радиосигналы бедствия звучали в эфире: в Новороссийске выкинуло на камни пароход, прибывший из Петрограда за цементом, в Ялте разбило буксир «Сильный», на траверзе Бургоса наскочил на банку и затонул итальянский танкер «Неаполь», у турецких берегов терпел бедствие английский эсминец.

Барометр продолжал падать. Шторм принес с северо-востока массы холодного воздуха. Улицы Одессы покрылись сухой снежной крупой. Корка ледяного припая окружила гавань. Ветер, ошалев, дул с силой двенадцати баллов...