По сообщению Джураева, Ахмат-Мурда шел к югу. По-видимому, он намеревался опять безнаказанно бежать за кордон, и пограничникам следовало спешить.
Отряд выступил из оазиса с рассветом 9 мая. Вслед шел караван с десятисуточным запасом воды и фуража. Накануне Шаров и Булатов вместе с колхозниками выбрали для каравана верблюдов, хотя, по сути дела, выбирать было и не из чего: только недавно закончились пахота и полив, да к тому же была пора линьки, и «корабли пустыни» имели изможденный вид: шерсть в клочьях, горбы похудели и обвисли. Самые крепкие верблюды могли поднять пудов шесть-семь, не больше.
Пустыня началась сразу за последними домами и дувалами оазиса. «Су-ал!»[12] — машинально прочитал Булатов давно знакомую предостерегающую надпись на прибитой к придорожному столбу дощечке.
Высокие пирамидальные тополя и раскидистые карагачи, словно испугавшись пустыни, остались охранять границы оазиса — зеленого островка в океане затвердевших глин, гамады[13] и песков.
На склонах глинистых холмов, выпиравших из пепельно-серых и красноватых песков, то там, то сям зеленели причудливые чомучи — громадные травянистые растения с шаровидными, словно подстриженными, вершинами, напоминающими кроны яблонь, и светло-зелеными, будто полированными стволами. Было начало мая, но чомучи уже слегка пожелтели: лето обещало быть знойным.
Редкие кустики не то серой, не то блекло-голубой полыни виднелись всюду куда хватал глаз и казались давно высохшими и омертвелыми. Впечатление было обманчиво — полынь покрылась лёссовой пылью. Вправо от караванной дороги стояли развалины древней крепости, помнившей Тамерлана, и гряда заброшенного арыка.
Переехав влажную низину — старое русло могучей реки, ушедшей по неведомым законам пустыни за сотни верст к западу, отряд очутился на щебенчатой равнине, покрытой зеленой травой. Отара колхозных овец привольно паслась под присмотром стариков чабанов.
— Селям алейкум! — скинув мохнатые папахи, приветствовали чабаны пограничников, как старых своих знакомых.
— Селям! — ответили Шаров и Булатов. Они ехали во главе отряда.
Первые сутки пограничники продвигались этой равниной, на вторые же сутки щебенчатую пустыню и гамаду, покрытую полынью и песчаной осокой, сменили пески. Куда ни глянь, всюду возвышались барханы и закрепленные белесым саксаулом бугры по десять, а то и по пятнадцать метров высотой.
Между барханами и буграми часто попадались такыры — голые ровные пространства глинистого слежавшегося солончака, гладкого и блестящего, как паркет. В пору весенних дождей вода держится на такырах месяц-два, иной раз спасая путников от жажды, но дождей давно уже не было, такыры затвердели; кони выплясывали на них, словно на льду, и бежали веселее. Радовались и всадники, уставшие от бесконечной качки на осыпающихся барханах.
Кончался такыр — и опять пески. Легкий ветер дул с юга, и за отрядом неотступно шло облачко песчаной пыли...
Несколько раз палящее солнце прочертило горизонт с востока на запад. Знойные дни сменялись холодными ночами. Мороз опускался на Кара-Кумы так же быстро, как поутру возвращалось тепло.
Пограничники спешили, и именно поэтому Шаров и вышел из оазиса раньше, чем караван с водой и фуражом. Однако быстрого темпа лошади выдержать долго не могли: Шаров вел отряд, минуя караванные дороги, по азимуту. Лошади увязали в сыпучем песке, и приходилось идти смешанным маршем: час — верхом, полчаса — ведя лошадей в поводу, десять минут отдыха. С наступлением же сумерек приходилось продвигаться только пешком. Часто попадались норы черепах. Песок был так изрыт ими, что на быстром шагу груженая лошадь могла вывихнуть ногу. Темнота сгущалась быстро, и не оставалось ничего другого, как останавливаться и ждать восхода луны.
С наступлением сумерек и люди и лошади чувствовали облегчение. Над пустыней, едва не задевая крыльями гребни барханов, летали козодои, нет-нет да выглядывали на поверхность ушастые ежи и длиннохвостые тушканчики совершали головоломные прыжки.
На привале начиналось оживление: дежурные делали галушки, и первый же глоток чая развязывал языки.
Чтобы спастись от ночного холода, пограничники приготовляли себе теплые лежанки по старинному туркменскому способу: отрывали на склоне бархана неглубокие ямки, наполняли их раскаленными углями и сверху засыпали песком.
С востока тянуло холодом. Над океаном песков мерцали звезды. Млечный Путь гигантским светящимся шарфом опоясывал черное небо. Тишина, страшная гнетущая тишина царила вокруг.
Шаров и Булатов почти не спали. Где же караван? Неужели он действительно прошел мимо, не заметив дыма сигнальных костров?..
На седьмой день пути запас воды, взятый с собой отрядом, иссяк. Каравана все еще не было...
ebooksa