Под воскресенье шхуна Антоса Одноглазого нахально вильнула кормой и снова, в третий уже раз, скрылась от пограничников.
— Свистать всех наверх! — приказал Ермаков боцману. Заложив за спину руки, он быстро шагал по качающейся палубе от борта к борту.
Когда все одиннадцать человек команды выстроились на баке, Ермаков остановился перед ними и прищурил глаза.
— Антос Одноглазый поздравил нас с наступающим праздником и пожелал нам побыстрее перебирать шкоты и фалы. У меня все! Можете разойтись!
Сказав это, Андрей спустился в машинное отделение и без всяких предисловий обратился к Ливанову:
— Ты знаешь, как он зовет твою машину? Он зовет ее дырявым примусом.
Механик побагровел.
— Кто?
— Известно кто, грек Антос!
Андрей был потрясен новой неудачей. С каким лицом опять явишься в Губчека! Симе Пулемету в глаза смотреть стыдно, а перед Никитиным и оправдаться нечем.
Даже Репьев не удержался и вставил шпильку: «Я слыхал, что в старом флоте русские моряки управлялись с парусами быстрее англичан...»
Ночью командира «Валюты» и его помощника вызвали в Губчека.
Никитин встретил их холодно. Кивнул, молча пододвинул Ермакову портсигар с махоркой.
— До каких пор это будет продолжаться? Я к вам обоим обращаюсь: до каких пор?
Никитин ничего больше не сказал, но Ермаков сразу понял: разговор предстоит крутой.
— Надо сменить двигатель. Дайте хоть старенький «бенц». Узла бы полтора прибавить.
Председатель с шумом выдвинул ящик стола.
— Нет у меня здесь «бенцов»! Извольте по одежке протягивать ножки... Из-за этого проклятого Антоса мне в губком стыдно заходить. Что мне прикажете в губкоме отвечать? Так, мол, и так, товарищи, дайте нам сначала новый двигатель, обеспечьте хлебом с маслом, ветчинка не повредит... Я вас спрашиваю, что надо сделать реального? Чего вам действительно не хватает? Только без «бенцов».
— Нужно побыстрее перебирать шкоты и фалы, — вставил Репьев.
— А ты чего молчишь? — Никитин поднял глаза на Андрея.