Перед Тихоном было чужое, незнакомое лицо.
— Почему ты так? — вымолвил он, и сам не узнал своего голоса. — Разве я обидел тебя? Я люблю! Я не могу жить без тебя, я дышу только тобой! Танечка! Родная моя!
Он говорил уже не думая, слова лились, как вода, пробившая, наконец, преграду. Он не выбирал их и не руководил собой.
— Ну, что ты смотришь? Не веришь? Люблю! Сам не знаю, что со мною стало. Люблю и всё! Исстрадался весь! Места себе не нахожу! Вот — видишь?
Таня увидела, почувствовала правду, и радость, живая и непобедимая, овладевала ею, взгляд опять потеплел. Она неуверенно и смущённо пожала ему руку, беспокойно-вопросительно подняла глаза, будто оценивая, можно ли в нём в тяжёлую минуту найти защиту.
Но вдруг опять по лицу пробежала мрачная тень.
— Не нужно, Тиша, не говори ничего!
— Почему?
— Нельзя!
— Но я люблю тебя! Люблю! Ангел ты мой ненаглядный!
— Не нужно, не хочу!
— Танечка!
— Не могу я!
Он смотрел в её по-детски наивное, доброе лицо и не замечал в нём той решительности, которая была в голосе. Он понял: что-то мучит её, какое-то горе или опасность, а он лезет со своими чувствами. Тихону стало стыдно, жаль и её, и себя… Он слышал частое дыхание Тани. И вдруг, не отдавая себе отчёта, обнял её и прижал к себе. Она сникла, не противясь, мягкая, бессильная и… равнодушная. Крупные слёзы бежали по щекам, падали на полушубок, но Тихон ничего не видел.
— Танечка, на всю жизнь! Ты поверь мне. Я так люблю тебя!
И замер. Ждёт.
Но она не ответила. Только плечи слегка вздрогнули.
Он ещё крепче прижал её к себе и в какой-то миг почувствовал, как она вся напряглась, устремилась к нему.
Всего один миг, который порой человеку не может заменить целая вечность. Улетучились сомнения — она любит! Но что-то тревожит её.
— Что с тобой, глазёнушка моя голубенькая? Скажи мне, что с тобой, ясноглазочка моя? Может, кто обидел?
ebooksa