Встреча с границей ,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну, а на вашем счету много?

— Девятьсот пятьдесят шесть.

— И всех задержали сами?

— Зачем же... Мне хорошо помогает Аси. Но и она уже состарилась. Тринадцать лет ей. Доброй породы собачка. Чистокровная овчарка. Видели бы ее — шерсть черная, только на брюхе желтоватая, шея сильная, как у волкодава, ноги крепкие. От такой не уйдешь. Сколько случалось...

Не очень полагаясь на память, Хаусладен вынул из кармана блокнот. Но записи свои он не читал — взглянет только и потом уже не остановится, пока весь эпизод не расскажет. Есть у него и свои методы работы с собакой, свои правила на границе.

— Первое дело, — говорит Хаусладен, — как ты держишь себя в наряде. Настоящий пограничник дорожит тишиной, он не позволит себе ни кашлянуть, ни чихнуть... Веди себя спокойно, даже если увидел нарушителя... Я всегда слежу за собакой: подняла голову, навострила уши — значит, есть кто-то вблизи. Терпеливо жду, прислушиваюсь. Увижу человека — не горячусь, быстро оцениваю обстановку и стараюсь действовать без крика. Молодые солдаты обычно нашумят раньше времени, а нарушитель ведь не дурак: раз — и смылся! Без хитрости его не возьмешь. Вот ты сначала займи выгодную позицию, отрежь ему путь, а тогда кричи «Стой!».

Опытный нарушитель долго наблюдает. Он пойдет только тогда, когда убедится, что поблизости нет пограничников. Учитывай это, хорошо маскируйся. Однажды в нашу роту сообщили о пяти подозрительных мужчинах. Все чужие, приезжие. Зачем к границе надо было ехать? Тут дело ясное. Не раздумывая, я взял Аси и побежал на участок.

Местность у нас, надо сказать, сложная: лес, овраги, железная и шоссейная дороги. На ходу прикинул: какое они направление облюбуют? Скорее всего, дорогу — здесь по обочинам сплошные кустарники. Выбрал густой куст, спрятался, наблюдаю. Идут. Напарник чуть не окликнул их раньше времени: «Погоди, говорю, вспугнешь». Ждем. Дыхание затаили. А они пройдут немного и остановятся: наблюдают, значит. И так дошли до самого нашего куста.

Ну, теперь, думаю, пора действовать. Спускаю с поводка собаку и — выстрел. Ошеломил их. Встали — и ни с места. Тут мы и взяли их. Всех пятерых. А зашумел бы раньше времени — разбежались бы...

Хаусладен закрыл блокнот, снял очки. Движения рук его быстрые, порывистые. Нетрудно представить себе, как решителен и проворен он в боевом деле. Много ли, мало ли нарушителей — он не колеблется, не считает их. А если и сосчитает, то лишь для того, чтобы никого не упустить. Среди сотен задержанных бывали всякие — и трусливые, и нахальные, и хитрые. Как-то Хаусладен у самой границы перехватил мотоцикл с коляской. Мужчина и женщина намеревались увезти в Западную Германию богатую контрабанду. Стал конвоировать их в роту, мотор заглох. Копался мотоциклист, копался, потом и говорит: «Я сяду, буду заводить, а вы подтолкните». Хитер! Да не на того напал. В другой раз Хаусладену предложили много денег. Девушка несла за границу восемьсот пар чулок и оказалась слишком щедрой...

Так служит этот широко известный в Германской Демократической Республике следопыт, отважный сын своего народа, боевой брат Никиты Карацупы.

— Я еще повоюю, — говорит он нам, прощаясь. — Глаза хоть и слабо, но видят. Да и с молодежью повозиться надо. Нужна же нам, старикам, замена. Правда, новички, бывает, ворчат на меня, мол, слишком строг. Но там, где дело касается границы, я действительно человек неумолимый... А как же иначе!

Хаусладен прав: на границе иначе и нельзя, тем более на этой, очень напоминающей настоящий фронт. Фронт между силами войны и силами мира...

Николай Зайцев

ПРЕСЛЕДУЕТ ВАСИЛИЙ ШАХРАЙ

— А этот парень чем-то напоминает Гришку Мелехова...

И тут же точная характеристика внешности:

«Такой же коршунячий нос, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз, острые плиты скул обтянуты коричневой румянеющей кожей».

Эти слова я случайно услышал на трибуне киевского стадиона «Динамо» и относились они к сержанту Василию Шахраю, интересно, с увлечением показывающему на зеленом поле приемы работы с розыскной овчаркой.

Когда Шахрай закончил выступление, раздались дружные аплодисменты, награждающие его за мастерство. Непривычный к такой «массовой похвале», Василий от смущения ничего лучшего не мог придумать, как поправить на своей ищейке идеально подогнанный ошейник. А он был поистине золотой. С трибуны тотчас посыпались комментарии: