Комсомольский патруль

22
18
20
22
24
26
28
30

Эта мысль Косте понравилась.

— Верно, — сказал он, вопросительно посматривая на худенькую женщину — председателя колхоза, — что я тут месяц буду сидеть. Не маленький. Люди вон на фронте воюют. Дорогу я знаю.

— Давай действуй, — подумав, сказала председатель. — Наши парни ездят, а провожатого отрядим, одному несподручно, да и другой дорогой поедешь, кружной, чтобы засветло в деревню на ночевку поспеть. В лесу теперь ночевать негоже, опасно. Иди, выписывай документы.

— А мы ночевали в лесу, — вставил было Костя, но, увидев, что брови председателя нахмурились, пошел к выходу.

— Беда с городскими, — услышал он уже у порога ее голос, — наших условий не знают. И то удивляюсь, как доехали по-хорошему.

Получив восемьдесят килограммов мороженой, но жирной говядины — хозяева выбрали куски получше — и проведав на прощание завхоза, Костя собрался уезжать.

— Не надо мне провожатых, — заявил он щуплой, невзрачной девушке в тулупе и платке, — зачем я вас буду от работы отрывать. — Костя насмешливо посмотрел на нее сверху вниз. — Опекунша, сама в пяти няньках нуждаешься...

— Ты, паря, не ерепенься, — покачала головой девушка, — председатель сопровождать велела, волков у нас много, а я долгую дорогу знаю, тракт там, и люди ездят. В деревне ночуем.

— Волков много? — Костя махнул рукой. — А мы волков не боимся, у нас на волков вот что есть. — Он вытащил из-под сена дробовик, который завхоз на всякий случай захватил с собой.

— Я ведь на фронте был, — вдруг соврал он, — меня по ранению отчислили. А председательнице вашей я не подчинен.

Он на секунду представил себе, как будут смеяться товарищи, если он приедет с девчонкой-провожатым. Скажут — трус, Гогочка! Нет, он им покажет, какой он Гогочка.

— Ну, как знаешь, — помявшись, нерешительно сказала девушка, — мое дело маленькое.

— Ладно, — усмехнулся Костя, — беги домой, не в таких переплетах бывали. Прямой дорогой, как приехал, так и вернусь. — Он взял в руки вожжи. — Ну, сена как будто хватит, н-но, милая...

Лошадь понатужилась, сдернула с места примерзшие сани.

— Городской-то — отчаянный, — рассказывала девушка дома. — Наши и то боятся в тайгу поодиночке ходить. Худое у нас место, глухомань. А ружье у него большое, двенадцать калибров, в акурат как у нашего бати.

Девушка вздохнула, вспомнила, что ружье-то здесь, а батька на фронте, и, махнув рукой, побежала в правление.

Председатель уже успела уехать куда-то и только на следующее утро узнала, что Костя отправился один.

Большую часть пути Лепилин ехал без приключений. Мимо проплывали одетые в снежные шубы ели, пихты, высоченные лиственницы. В воздухе стояла тишина, лишь скрипели полозья узких саней да изредка в лесу ухало разорванное влагой и морозом дерево. Снег мягко шлепался вниз с широких еловых лапок, поднимая серебристые, похожие на крошечные взрывы, облачка снежной пыли.

Наконец стало темнеть. Костя, посматривая на покрытую инеем лошадь, уже стал подумывать о том, как он остановится на ночлег, распряжет лошадь, разведет большой костер и наварит густой горячей похлебки. Но лошадь вдруг забеспокоилась. Она ни с того ни с сего стала вздрагивать, настороженно двигать ушами и вдруг тихонько заржала, призывно и жалобно. Идущий рядом с санями Костя подсел в них сбоку и, намотав на руки вожжи, чмокнул губами.

— Н-но, глупая, почуяла стоянку? Скоро приедем, дам тебе сена.