Подвиг продолжается

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что же она говорила перед отъездом?

Екатерина Петровна тяжко вздыхает, склоняет голову, с минуту молчит и вновь устремляет на Русова тоскливый взгляд.

— Мало она говорила последнее время. Извелась вся, похудела. Я-то думала, что она по Илье тоскует. Уж три года минуло, как схоронили муженька, а все еще мучается. Ан нет, другое у нее на уме было... — Екатерина Петровна уголком платка вытирает глаза. — Прибежит, бывало, с работы, Витюшку целует, а сама причитает: «Сиротинушка ты моя» — и снова в слезы. Я к ней: «Что ты убиваешься? Чего мальца мучаешь?» Тут она мне однажды и открылась, что скоро уедет. Я всполошилась: «Куда? Зачем?» Она потихонечку призналась, что пока возьмет отпуск и с жиличкой своей поедет в Киев. У Анны-то Ивановны есть там знакомый. Николаем звать, вдовый, пару себе ищет. Анна Ивановна и обещала за Николая просватать Веру-то... И телеграмма была, что с Колей поехала Вера на Север.

В деле действительно имеются две телеграммы из Москвы. Одна — на имя Екатерины Петровны:

«Доехала благополучно улетаем Колей Заполярье берегите Витю ждите писем Вера».

Вторая — на имя главного врача родильного дома:

«На мое место подбирайте трудовую книжку храните пока запрошу всем привет Вера».

Тут же подшито письмо, последнее и единственное. Оно пришло спустя два месяца после отъезда Малининой из дома. На конверте почтовый штемпель «г. Воркута». Написано простым карандашом на листке бумаги из школьной тетради.

«Простите меня за долгое молчание, но со мною случилось несчастье, дали срок — 5 лет. Все из-за мужа проклятого. Везут на север, а куда — неизвестно. Говорят, что оттуда даже писать не разрешают. Это письмо посылаю украдкой. Сама здорова, только болит рука, но это скоро пройдет. Попросила соседку по вагону написать за меня. Вот и все. Берегите Витюшку, не говорите ему, где я. Пусть ничего не знает. Целую всех. Вера».

Дальше в деле идут запросы, запросы и ни одного положительного ответа.

Малинину уже пытались искать в местах заключения. Да разве так просто найти! Выйдя замуж, она, очевидно, сменила фамилию...

— И на прощание не сказала ни адреса, ни фамилии Николая?

— Нет, не сказала. Приходили они прощаться вместе с Анной Ивановной. Вера-то все Витюшку целовала, потом и со мной простилась, а старика дома не было, к брату ездил. На вокзал-то я не пошла. Поезд ночью уходил, дождь лил, да и не с кем было внука оставить. А он ведь, знаете, какой!

Алексей знает, какой. Внуки у него в далекой перспективе, а сын уже есть. Чудесный мальчишка! А один тоже не любит оставаться.

— Вы уж постарайтесь, — умоляюще смотрит на Русова Екатерина Петровна. — Я все пороги обила: и в горисполком ходила, и в прокуратуру, и к вам...

Окончив беседу, Алексей полистал дело, полистал и, отправляясь домой, сунул в сейф, в общую стопку, но из головы выбросить не мог. Даже вечером, укладывая Андрюшку спать, он все думал о бесследном исчезновении Малининой, о ее трехлетнем сыне, который может со временем и забыть свою мать...

— Папа, ты что молчишь? Расскажи сказку про дяденьку-милиционера.

— Спи, пострел. Закрой глаза и отвернись к стене.

Андрюшка похныкал и заснул. Алексей послонялся по комнате, накинул плащ и, когда взялся за дверную ручку, посмотрел на жену. Машенька без слов угадывала настроение мужа.

— Опять большое дело, и голова полна, — не то сочувствуя, не то жалея, проговорила она.