Шхуна «Мальва»

22
18
20
22
24
26
28
30

— Взять, — сказал он. — Ты есть гут человек...

Петро взял деньги, низко поклонился и собирался уже выйти, когда Моренц вдруг хлопнул его по плечу, проговорил:

— Я есть любить рыбная ловля. Отшень любить. Мы с тобой скоро пойдем море поймать севруг. Потом я писать своим друг, как это был интересайт. Этто отшень интересайт?

Петро заметно оживился.

— Очень интересно, господин капитан! На всю жизнь запомните, истинный господь! Севрюги есть во какие! Поймаешь такую, брюхо ей располосуешь, а там чуть не полпуда икры!

— О-о! — Моренц улыбнулся. — Этто есть гут...

— Сетки я достану, господин капитан, — угодливо продолжал Петро. — Хорошенькое местечко тоже знаю. И баркасик организую. Севрюга, она рыба чуткая, далеко слышит. С мотором не годится...

— Гут... Мы тогда позвать тебя...

Петро вышел из гестапо. Свежий ветер с моря пахнул в его разгоряченное лицо, рыбак вздохнул всей грудью, и так же, как в кабинете Моренца, пальцы его сжались в кулак.

— Поймаем мы с вами рыбку, господин капитан, — прошептал он.

*

Временами Ивану Глыбе казалось, что следующей пытки он уже не выдержит. Когда его волокли по коридору и бросали на пол в камере, он не чувствовал особой боли — искалеченное тело будто не принадлежало ему. Но потом огонь начинал жечь спину, грудь, подкрадывался к сердцу. Иван задыхался, глухо стонал.

А капитан Моренц в это время изобретал новые методы пыток. Его бесила выдержка рыбака. Немец был уверен, что рано или поздно он сломит его волю. В резерве гестаповца была еще пакля. «Пусть, черт возьми, — думал Моренц, — у него кончатся все силы. И тогда...»

Он представлял, как будет корчиться партизан, как будет просить пощады...

Немалую надежду гестаповец возлагал и на Калугина.

Моренц был осторожным человеком. Он видел, как выслуживается этот русский, но еще не совсем верил рыбаку. Временами ему казалось, что Калугин старается из-за денег, но когда тот привез рыбу, Моренц подумал, что не деньги руководят поступками рыбака. Ведь он сам мог продать ее и положить несколько сот марок в свой карман. Что же тогда? Ненависть к большевикам? А причина? Болезнь? И настоящая ли это ненависть? Гестаповец решил еще раз проверить.

Когда Калугин вновь появился в гестапо, Моренц усадил его в кресло и вызвал переводчика.

— Ты знал раньше рыбака Ивана Глыбу? — спросил капитан.

Приготовившись выслушать ответ, он внимательно смотрел на Калугина. У него были сведения, что Иван Глыба и Петро Калугин раньше считались даже друзьями.

— Знал, господин капитан, — спокойно ответил рыбак. — Хорошо знал. Мы с ним вроде как крепкими друзьями были. Я же ему, господин капитан, сколько раз говорил: не иди на шхуну. Чувствовало мое сердце, что он с большевиками свяжется. Так и получилось. А сам он не был большевиком, господин капитан, истинный господь!

— А брат его? — Моренц еще внимательнее посмотрел на рыбака.