И вот, вначале чуть слышный, до шхуны долетел стук мотора. Катер... Катер, который они ожидали. Он шел значительно правее, и, примерно определив его направление, Шорохов круто положил шхуну на правый борт. Ветер благоприятствовал этому маневру, и все облегченно вздохнули, когда стук мотора стал нарастать.
Шорохов сказал стоявшему рядом с ним Саше:
— Глыбу ко мне!
Он передал Глыбе штурвал и вышел из рубки. Идя вдоль борта, он задерживался около каждого человека и тихо говорил:
— Приготовиться... Спокойно...
Возвратясь в рубку, он сказал Глыбе:
— Иди... Если что-нибудь со мной... веди шхуну в бухту Светлую.
— Ясно, Андрей Ильич. Будет сделано.
По тарахтенью мотора можно было определить, что катер уже близко. Шорохов еще круче взял вправо, судно почти совсем легло на борт, и теперь на палубу изредка выбрасывались небольшие волны. Неожиданно Саша наклонился к Шорохову, протянул руку в темноту:
— Смотрите!
В темноте был виден не катер, а только след от него — белая, чуть фосфоресцирующая пена. Катер шел прямо на шхуну.
— Фок и грот долой! — негромко бросил Шорохов.
Через несколько секунд паруса упали, и теперь шхуна сближалась с катером по инерции. Люди стояли у борта, подавшись вперед, шаря глазами по волнам. Кругом — ни звука, ни шороха. Только чуть-чуть всплескивает волна под форштевнем.
Они лежали на дне катера, попарно скованные цепями за руки. Поверх них был натянут брезент. Мрак, холод. И никакой надежды. Они не знали, куда их везут. Думали: вывезут, подальше в море и — конец.
Стараясь не причинить боли товарищу, с которым его связывала цепь, один из коммунистов перевернулся на спину, крикнул:
— Уберите брезент. Дайте хоть немного подышать.
Гестаповец отдернул брезент, усмехнулся:
— Дышать — пожалуйста.
Двое поднялись на колени, поглядели вокруг. Даже в темноте мир был таким широким и необъятным. Хотелось запомнить этот мир: и море, и небо, и тугой ветерок, бьющий в лицо.
И вдруг где-то совсем рядом взметнулся тревожный девичий голос:
ebooksa