— А, Люмке! — встретил он ефрейтора. — Входи, приятель! Хенделя привел?
Дядюшка Хендель в это время открыл свой чемоданчик и копался в нем, перебирая инструменты. Он, конечно, понимал: позвали его сюда не для того, чтобы побрить помощника коменданта, — у Штиммера был «личный» мастер. Что-то затеял лейтенант, в этом можно было не сомневаться.
Дядюшка Хендель прислушался. Штиммер и Люмке говорили вполголоса, но слышно было каждое их слово. Хендель весь превратился во внимание. И вот что он услыхал:
Ш т и м м е р. Слушай, Фриц, ты убежден, что этот мальчишка именно его брат?
Л ю м к е. Вполне, господин лейтенант.
Ш т и м м е р. Ты понимаешь, ошибки не должно быть. Иначе...
Л ю м к е. Я все понимаю, господин лейтенант. Ошибки не будет.
Ш т и м м е р. Ты видел их на шхуне?
Л ю м к е. Да. Одноногий рыбак, его фамилия Глиб, встречал его так: «А-а, братуха!» Потом они вместе шли домой.
Ш т и м м е р. Фриц, если тебе удастся схватить этого мальчишку, мы вывернем его наизнанку, но заставим сказать, где брат. А где одноногий рыбак — там, наверно, и остальные. Ты это понимаешь, Фриц?
Л ю м к е. Так точно, господин лейтенант. Мальчишка будет наш, даже если мне придется ожидать его целых полгода.
Ш т и м м е р. В нашем распоряжении, Люмке, всего десять дней.
Витька Калугин не пошел в этот день на рыбалку. Надо было сходить на базар и выменять немного соли на десяток сушеных ласкирей[1].
Витька любил шляться по базару. Его не оглушали ни крики базарных торговок, ни зазывания нищих и калек, ни гнусавая музыка шарманок, наоборот, он с удовольствием прислушивался ко всем этим звукам, каждый раз ему казалось, что он попадает на интересный спектакль. Вот какая-то тетка продает связку вяленых бычков, их не больше, чем полтора десятка, а орет она так, будто у нее целый воз рыбы.
— Бычки! Бычки! Вяленые бычки! Смачные, жирные бычки!..
А вот одноглазый старик ходит туда-сюда, в руках у него ничего нет, но он монотонным голосом, будто заводной, гнусит:
— Бензин для зажигалок... бензин для зажигалок... бензин для зажигалок...
Шарманщик крутит ручку и тощая, как чехонь, девчонка тянет:
— Ах, ты бедыная, бед-ды-ная сердца-а, ни могла-а ты сказать ничиво-о.
Витька видит, как оборванец, мальчишка таких же примерно, как и он сам, лет, худой и грязный, подкрался к торговке пышками и запустил руку в ее кошелку. Витька остановился, замер. Вдруг она сейчас оглянется?
ebooksa