Вот и сейчас Никита Родионович не мог уснуть, не дождавшись Андрея.
И ничего, конечно, особенно нового Андрей не принесет, ничем не обрадует, а только вздохнет, войдя в комнату, скажет, как обычно: «Ну, все в порядке», и начнет укладываться спать. Да и Никита Родионович, очевидно, ничего не скажет, а тоже ляжет спать.
Ожогин улыбнулся.
Как-то вернувшись поздно домой, он застал Андрея бодрствующим.
— Чего не спишь? — спросил он.
— Одному не спится что-то, — ответил Грязнов.
Значит, и с ним происходит то же самое.
В городе завыли сирены, захлопали зенитки. Никита Родионович поспешил к окну. До слуха явственно донесся рокот моторов. В комнату вбежал бледный Франц Клебер. Бомбежка вызывала у него припадки малодушия и трусости. Трясущимися губами, заикаясь, он проговорил топотом, как бы боясь, что его кто-нибудь услышит:
— Опять налет... Что же будем делать?..
Внутри Ожогина мгновенно поднялась злоба. Ему хотелось прямо и грубо сказать немцу словами русской поговорки: «Что посеяли, то и пожинаете», но он сдержал себя и только безразлично пожал плечами.
— Господи, что только творится, — пробормотал Клебер и начал проверять, плотно ли завешены окна.
Грохнули первые разрывы бомб и, как бы в ответ им, еще яростнее захлопали зенитки. Дом содрогался и шевелился, точно живой, с потолка сыпалась штукатурка, жалобно дребезжали оконные стекла, звенела посуда в шкафу.
Клебер бросился в угол, за большой холодильник, и опустился на колени.
Разрывы, одиночные и серийные, сотрясали воздух. Потом фугаска ухнула где-то близко. Свет мгновенно погас. Взрывная волна в крайнем окне вышибла стекла
и сорвала маскировку. В комнату хлынули потоки холодного воздуха.
Никита Родионович быстро одел шляпу, пальто и направился к выходу. В доме оставаться было небезопасно.
— Господин Ожогин, куда вы? — завопил Клебер.
Как бы не слыша вопроса, Никита Родионович вышел в переднюю, но, вспомнив, что в шкафу стоит чемоданчик с рацией, вернулся в комнату. Клебер куда-то исчез. Захватив рацию, Ожогин через черный ход спустился по лестнице и вышел в сад.
В воздухе стоял грохот от рева бомбовозов, разрыва бомб и стрельбы зениток. Лучи прожекторов беспорядочно рассекали темноту неба, скрещивались, собирались в пучки, вновь расходились. В разных концах города уже полыхали пожары и над крышами метались яркие языки пламени.
Осколки рвущихся зенитных снарядов со свистом шлепались о крышу, врезались в землю.