— Здесь, — ответил Альфред Августович.
— А я за вами, за всеми... Придется на некоторое время оставить эту хижину под наблюдением капитана Аллена. Это вы, если я не ошибаюсь?
— Да, я, — ответил Аллен.
Грязнова и Ризаматова полицейский офицер усадил с собой, а Вагнера и Абиха — на другую машину. «Виллисы» разъехались в противоположные стороны.
28
Следователь Флит сделал перочинным ножом два прокола в банке со сгущенным молоком и опрокинул ее над большой чашкой с дымящимся какао. Густое молоко, похожее на зубную пасту, толстой тягучей струей полилось в чашку.
Флит тщательно размешал молоко чайной ложкой, попробовал и, видимо, удовлетворенный, вынул из стола бисквиты, обвернутые в целлофановую бумагу.
Откусывая маленькими кусочками бисквиты, он не торопясь запивал их горячим какао, не обращая внимания на сидящего против него человека.
Флит любил покушать. Он был гурманом и находился в таких летах, когда еда для людей, ему подобных, является наивысшим наслаждением. После обеда или ужина Флит не был склонен ни к каким разговорам, ни к каким делам. Он выбирал тихое, укромное местечко и, приняв горизонтальное положение, предоставлял желудку полную возможность переваривать пишу.
Сидящий против следователя человек походил на труп. Жили у него только глаза. Череп его, казалось, был обтянут не кожей, а какой-то неестественно белой тканью, широкие кости рук, оголенных до локтей, напоминали собой жерди, его пальцы были похожи на костяшки.
Уже одиннадцать дней этот человек ничего не ел, он объявил голодовку и сейчас испытывал остатки своей воли, не сводя глаз с уплетающего за обе щеки бисквиты следователя.
Покончив с едой, Флит зажег трубку, и, лишь после того, как затянулся пару раз, лениво сказал:
— Я не пойму, что вас заставило голодать?
— Вы спрашиваете об этом уже вторично, — тихо, будто боясь израсходовать последние силы, заговорил заключенный, — и я вам вторично отвечаю: я уже шесть лет сижу в тюрьме...
— Но сейчас-то вы не в тюрьме? Лагерь и тюрьма не одно и то же.
— За что? За что? Ответьте мне... — и человек опустил бледные, дрожащие веки.
— Хорошо, мы разберемся... Вы, кажется, коммунист? — спросил как бы невзначай Флит.
— Не кажется, а точно. Был им и умру им.
— Ладно, идите, — и следователь позвонил.
На звонок вошел конвоир. Флит вздел на нос очки в ромбообразной роговой оправе, вооружился карандашом, вычеркнул в лежавшем перед ним списке фамилию коммуниста и назвал конвоиру очередную под номером девятым.