Тайные тропы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты, оказывается, весельчак, — сказал он, — нам этакие нужны...

— Что, своих мало? — улыбнулся Повелко, показав белые неровные зубы.

— Да, не густо, — ответил Денис Макарович. — Это от характера, от натуры, от склада человека зависит. Иной раз и хочешь повеселить людей, чувствуешь, что надо, а не выходит. Вместо веселья тоску нагонишь. Такое дело...

— Что я, вот брат старший у меня — весельчак настоящий, — ответил Повелко. — Он в парашютно-десантных войсках инструктором служит. Про первый свой прыжок он как-то, еще в финскую, мне писал. «Летим, — пишет, — я и спрашиваю командира: а что, если парашют не раскроется, что делать? Тот говорит: второй выручит. А если и второй не раскроется? Тогда, отвечает командир, принесешь на склад, мы тебе обменим на исправный...».

Все опять рассмеялись. Игнат Нестерович помотал головой.

— Ну, приступим к делу, — сказал он и глянул на Повелко. Тот поднялся и вышел в кухню.

Через несколько минут Повелко вернулся с листом бумаги. Листок имел неопределенный цвет — серо-желтый, видимо, лежал в сыром месте. Это была схема минирования, вычерченная еще в сорок первом году. В ней — ключ предстоящего дела. Листок хранился в городе, в тайнике, известном лишь одному Повелко. Его нашел и извлек, по указанию Повелко, Борис Заболотько.

— Теперь расскажу все подробно, — заявил Повелко, осторожно разглаживая ребром ладони бумажку.

 

На именины Варвары Карповны друзья попали только вечером, хотя приглашены они были на обед. Вместе с Ожогиным и Грязновым пришел и Денис Макарович. Их ждали с нетерпением. Это можно было заключить по тому, как засуетились хозяева и как восторженно приветствовала Никиту Родионовича именинница.

Не ожидая пока Ожогин начнет снимать пальто, Варвара Карповна сама подошла к нему и стала расстегивать пуговицы. Приблизив лицо, она шопотом пожаловалась, что очень скучала, и пожурила его за то, что он такой нехороший, недогадливый и совсем забыл о ней.

В столовой было шумно, гремели тарелки. Никита Родионович сделал вид, что не расслышал слов хозяйки, и попытался сказать комплимент:

— Вы сегодня какая-то необыкновенная, Варвара Карповна.

— Надеюсь, не хуже, чем обычно?

— Лучше... — и смутился. В голове мелькнула мысль: «Надо играть, никуда не денешься, пусть это и будет началом».

Варвара Карповна взяла Ожогина под руку и повела в столовую.

Почти все сидевшие за столом были незнакомы ему. Именинница представила пришедших. Никита Родионович старался быть внимательным, приглядывался ко всем и прислушивался. Первым от двери сидел пожилой немец в штатском, маленький, с большим животом и индюшечьей шеей, — он назвал себя Брюнингом. Рядом с ним — тоже немец, в солдатской форме, с перебинтованной рукой; его все именовали Паулем. Около Пауля примостилась светловолосая девица, новая подруга Варвары Карповны — Люба. С другой стороны стола расположились кладовщик городской управы Крамсалов, краснолицый человек, и его жена, особа ничем не примечательная, если не считать многочисленных угрей на лице. Крамсалов говорил мало, но Ожогин заметил, что он сильно заикается.

Когда церемония представления окончилась, пришедших усадили за стол.

Варвара Карповна, ставя стул для Никиты Родионовича около себя, тихо заметила, что ему теперь опасаться нечего — соперника его нет.

— Не понял, — удивленно произнес Ожогин, хотя отлично знал, на что намекает Трясучкина.