— Значит, и Христос не против? — спросил Грязнов.
— Не против, сынок, никак не против. Надо только норму соблюдать. А я редко закладываю. Вот Димку вырушил из лагеря, мне Гнат и преподнес стакашек с радости, теперь отставку полушил — приложился с горя..
— Что же получается, — рассмеялся Грязнов, — прикладываешься и с радости и с горя?
— Так спокон веков и не мной заведено: народится шеловек — пьют, свадьбу играют, — пьют, на кладбище отвезли — тоже пьют.
Старик помолчал, потом, будто вспомнив, спросил:
— Ну, а как ваше дело?
На вопрос старика никто не ответил.
— Шего молшите?
— Плохи дела, — коротко бросил Игнат Нестерович.
— Шего так?
Тризна вкратце обрисовал создавшееся положение.
— Главное — Повелко не может попасть во двор электростанции.
— Выходит, Димка, на тебе весь свет клином сошелся? — ухмыльнулся Заломов.
— Выходит, так, — ответил за Повелко Игнат Нестерович.
— Ишь ты — пуп земли, — пошутил старик. — Знашит, коли попадешь во двор, так дело и совершится?
— Обязательно... — заверил Повелко.
— А не боязно?
— Там видно будет, а сейчас не боязно...
— Ну, ладно, совещайтесь, а я пойду. — Заломов встал и начал одеваться.
— Куда же вы? — удивленно спросил Грязнов.