Повелко обеими руками поскреб остриженный затылок и уставился на свою схему. Нет, он тоже не ошибся — ровно восемь шагов от угла и восьмой кирпич от земли...
— Может быть, там снегу намело? — высказал предположение Игнат Нестерович.
— Снегу много. Очень много, — подхватил Заболотько, как бы ища оправдание тому, что не смог обнаружить замаскированный конец шнура.
— А ведь Игнат Нестерович прав, — заметил Андрей. — Снега всюду навалило уйму. От земли, возможно, и восьмой ряд, а от уровня снега — пятый или шестой...
Повелко в раздумье покачал головой. Возможно, конечно, что и снег виноват, а возможно и нет.
Игнат Нестерович, как обычно, шагавший по комнате, остановился перед сидящими, скрестил на груди руки и, после небольшой паузы, медленно сказал, что Заболотько больше на станцию посылать нельзя. Надо придумать что-то другое.
Все выжидающе посмотрели на него. Но Тризна так и не сказал, что именно «другое».
Наступила тишина.
Ветер сердито завывал в трубе, пробивался с дымом через горящую печь в комнату. Слабенькое пламя двух свечных огарков колебалось, по лицам плясали тени.
— Не может быть! — и Повелко стукнул кулаком по столу. Пламя свечей вздрогнуло. — Неужели откажемся от плана? Эх, до чего обидно... Выбрался из лагеря, а помочь делу не могу.
Неожиданно в окно кто-то постучал. Переглянулись. Заболотько дал знак Повелко, и тот мгновенно скрылся-в кухне. Стук повторился.
— Пойду, — сказал Заболотько. — Все в порядке. Без паники, — добавил он, надевая пальто и шапку.
Игнат Нестерович сел за стол рядом с Грязновым.
В передней послышались шаги, громкий разговор, и в комнату вошел, весь запорошенный снегом, старик Заломов.
У Тризны и Грязнова невольно вырвался вздох облегчения.
— Носит тебя нелегкая в такую погоду... — выдал свою тревогу Игнат Нестерович.
— А мне погода нипошем, самый раз, — ответил Заломов, старательно сбивая рукой снег с изодранного полушубка.
Вернулся Повелко. Он радостно обнял старика.
— Гуляешь сегодня? — спросил он Заломова.
— Гуляю.