— Ты этого товарища знаешь?..
— Ваня, милый! — крикнула она, бросилась ему на грудь, припав к ней щекой, и по-девичьи разрыдалась на глазах у бойцов. — Да как же это? Да ведь я давно тебя похоронила...
— А я, как видишь, жив и здоров, — сдерживая волнение, отвечал Кузьмин, не мешая девушке выплакаться. — И все время верил, что мы встретимся. Вот и встретились.
Под вечер Иван Кузьмин и Марина Гурьянова прибыли в штаб партизанской бригады. Счастливый, улыбающийся во все круглое, загорелое лицо, сержант рассказал командиру бригады:
— Марине, Александр Васильевич, дали отпуск на три дня. Она хочет провести его у нас.
— Правильное решение, — согласился Кузнецов. — Предоставляю такой же отпуск и тебе.
— Большое спасибо, Александр Васильевич, — поблагодарил разведчик командира. — И еще мы хотели сказать, что решили закончить войну в одном танке: я — командиром орудия, она — механиком-водителем.
— Тоже правильно, — подтвердил командир бригады. — Советую все это согласовать с командованием полка.
— Мы уже согласовали, Александр Васильевич, — вставила Марина.
— Тогда что же еще сказать? Ни пуха вам, ни пера. Характеристику Ивану Петровичу дадим самую положительную.
В брезентовой палатке, зеленым шатром натянутой среди серебристого ивняка, Марина Гурьянова рассказывала Ивану Кузьмину, как она попала на фронт:
— Сперва твоей матери пришло письмо из полка. Ваш комсорг писал, что видел, как тебя под Воронежем убило снарядом. А я не верю. Ошибка, думаю, получилась. Прошла неделя. Я все жду чего-то. И вот узнаю: ты пропал без вести. В тот же вечер я сказала себе: пойду воевать. Продала дом, подсчитала сбережения матери, которые она оставила после смерти, и решила купить танк. Расчет у меня был такой: выучиться на механика-водителя и уехать на фронт со своей машиной. Пошла в танковый полк, рассказала про все командиру. А он выслушал и говорит: «У нас нет указаний, чтобы женщин учить на водителей танков». Я, конечно, поняла, что с ним кашу не сваришь. На обратной дороге отбила телеграмму Михаилу Ивановичу Калинину. Написала целых две страницы и, как могла, выложила девичьи обиды. Через два дня меня вызвали в райвоенкомат и сказали, что Михаил Иванович Калинин советует уважить мою просьбу. Так вот я и стала танкистом.
На следующий день состоялся торжественный обед. Партизанский разведчик Иван Кузьмин и танкист Марина Гурьянова справляли свадьбу. Собрать широкий круг время не позволяло, и на обеде присутствовали лишь работники штаба, командиры, чьи подразделения располагались поблизости, друзья жениха. На походных столах из неприкосновенного запаса командира бригады появилась нарезанная косыми тонкими ломтиками копченая колбаса и ноздреватые прямоугольники сыра. Из своих запасов партизаны принесли сливочное масло, лососевые консервы. Повара приготовили отбивные из свежей свинины, приправив их жареным картофелем, напекли свежего печенья. Нашлись для редкостного случая две бутылки польской водки и четыре — русского кагора.
Как и положено на свадьбе, на центральном месте сидели жених и невеста, одетые в новые хлопчатобумажные защитные костюмы. Справа от Ивана — командир бригады, слева от невесты — комиссар.
— От имени командиров, политработников и рядовых партизан, — сказал Александр Кузнецов, поднимая стакан, — я поздравляю с законным браком нашего друга разведчика Ивана Петровича Кузьмина и орденоносную фронтовичку Марину Гавриловну Гурьянову. И все мы от чистого партизанского сердца желаем им, чтобы они всегда были счастливы, чтобы жизнь никогда не разлучала их на такие долгие сроки, какие выпали нам. Добже я говорю?
В ответ послышались голоса:
— Добже, Саша, добже.
— Очень правильные слова.
Выпили. Закусили. Помолчали. Потом командир бригады сказал:
— Теперь слово имеет начальник штаба.
ebooksa