Ночной звонок ,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Слушаюсь, товарищ…

— Старшина, — подсказал Игнатьев.

— Товарищ старшина.

— До встречи! — козырнул Игнатьев.

11

— Так вот, товарищ майор. Я уже раскрыл свои карты. Фамилия моя Вознесенский. Степан Борисович Вознесенский, старший лейтенант. Давайте условимся: для вас, для всех в фотоотделении я по-прежнему старшина Игнатьев. Хорошо?

— Как иначе может быть?

— Только так. Товарищ майор! Рядом с нами действует враг. Его действия распространяются и на фотоотделение. Я вас познакомлю с некоторыми фактами. — Вознесенский подошел к сейфу, достал синюю папку. Покопавшись в бумагах, отыскал нужное. — Вот. 17 марта из фотоотделения исчезла папка с данными фотографирования отрезка дороги Оргеев — Бельцы. Через два дня куда-то затерялись снимки западной окраины Кишинева. Потом были два случая, аналогичные сегодняшнему. На карте-схеме неверно нанесены вражеские объекты. Завершается все это убийством капитана Егорова.

Майор сидел и слушал.

— Не думайте, — продолжал Вознесенский, — что это просто констатация фактов. Мне многое известно. Но кое в чем мы вынуждены прибегнуть к вашей помощи.

— Я всегда готов, товарищ старший лейтенант, — сказал Спасов.

— Не называйте меня старшим лейтенантом. Для вас я — старшина. И для всех ваших подчиненных — тоже старшина. Прошу: что бы ни случилось в фотоотделении, моментально, любым путем ставьте меня в известность. Я у вас всегда под рукой буду. Затем, — продолжал следователь, — кто бы вас ни приглашал за пределы расположения корпуса, даже самые что ни на есть близкие люди, будьте осмотрительны и опять-таки по возможности уведомляйте меня. А сейчас задание вам, так сказать, частное: прикажите лаборантам отпечатать в одном экземпляре тот снимок, где была обнаружена дальнобойная батарея. Весенин пусть отдешифрирует. Дайте приказ, не делая упора на важность задания. Просто объявите как обычную работу. Когда снимок будет отдешифрирован, прикажите мне, старшине Игнатьеву, отнести его в штаб. О дальнейшем можете не беспокоиться. Ко мне сохраняйте такое же отношение, как и ко всем. Понятно? Вопросы есть?

— Нет. Все понятно, товарищ старшина.

— Тогда идите, но так, чтобы вас по возможности опять никто не заметил. И никаких самостоятельных расследований. Пошуметь пошумите, но никого не допрашивайте. Схему оставьте мне.

После ухода майора следователь долго сидел задумавшись. Задуматься было над чем. Хоть и похвастался он начальнику фотоотделения, что ему, следователю, «многое известно» о деятельности преступника, но это «многое» было едва ли больше того, чем располагал он, только принимаясь за «дело капитана Егорова». На самый главный вопрос ответа нет.

Когда два дня назад он сказал, что чуть не испортил фильм, он преследовал две цели: убедить всех и особенно майора Спасова в том, что здесь с его стороны не было умышленного деяния, есть простая оплошность его, новичка, случайно попавшего в фотоотделение. Если бы старшина тогда промолчал, то начальник фотослужбы Спасов сам взялся бы расследовать дело и, ничего не добившись, только заставил бы обнаглевшего преступника действовать впредь осмотрительней. А это ему, следователю, спутало бы все карты, затянуло расследование на многие дни, а то и недели. Игнатьев-Вознесенский не был твердо уверен, что тут злой умысел, скорее всего чья-то оплошность. Взяв вину на себя, старшина рассчитывал подействовать на психологию виновного, который, избежав наказания, почувствует угрызения совести перед человеком, невинно поплатившимся за его же промах, и это скажется в массе мелочей, необходимых старшине. Был лишь один человек, которого поразило это признание, — старший дешифровщик Весенин.

Расхаживая по кабинету, старшина продолжал рассуждать и сопоставлять. Работник Весенин отличный. Но ведь и засланный шпион тоже должен быть не дураком и знать, что хорошая работа — лучшая рекомендация деловых качеств.

Но, замаскировавшись, разве вражеский шпион станет говорить старшине, что он, Весенин, все понимает, что старшина вовсе не старшина, а следователь-контрразведчик, что он ищет убийцу капитана Егорова. Нет, шпион, убийца на такой откровенный разговор не решится. Он затаится.

Старший лейтенант постоял у окна, покурил, потом направился к подполковнику Тарасову.

— Разрешите?