Ночной звонок ,

— Так вот, Митро, давай подвернем вон туда…

— Там смерш…

— Но там есть и цивильные хаты…

— А-а-а! Зрозуміло. Підвернемо.

— В самое село не надо заезжать. На малом газу подъезжай к крайней хате, дальше я пешочком доберусь. Я ненадолго.

— Відома справа: війна. Чого ж там довго затримуватись?!

Машина остановилась, и старшина пошагал вдоль заборов к домику, где жил подполковник Тарасов.

Домик стоял в глубине двора. Старшина прошел по дорожке к крылечку, осторожно постучал. Дверь открыл сам хозяин.

— С ума сошел, — попятился Тарасов.

— Я не к вам, — переступая порог хаты, сказал старшина. — Я на свидание к девушке. Или просто к знакомой. Задерживаться не имею права: война, как сказал мой шофер Митро. Есть ли заключение экспертизы, что сказали криминалисты?

— Капитан Егоров убит не на берегу, а там, где его нашел Кузьмин. На пистолете отпечатки пальцев Кузьмина и самого Егорова. Но они появились уже после его смерти. Стреляли не из этого пистолета, а из другого — немецкого «парабеллума». Жена Егорова, я, кажется, говорил тебе, утверждает, что у ее мужа личных врагов не было. Во всяком случае, капитан Егоров никогда ей не жаловался, беспокойства не проявлял. Далее. Песок на брюках и с пляжика идентичны…

— О сургучном оттиске какое заключение?

— Печать подрезана, снята, потом вновь приварена.

— Значит, надо искать врага от фотоотделения до отправки фотосхем на передовую и в штаб корпуса? — задумчиво не то спросил, не то подтвердил Вознесенский.

— Совершенно верно.

— Ну что ж… Я пойду. Я же арестант, — сказал, подымаясь, старший лейтенант Вознесенский.

— За что?

— Взял на себя чужую оплошность или умышленный акт… Сказал, что вещмешок вытряхивал.

— Для чего?

— Иначе я поступить не мог… Не нужен был шум… Он мог всю картину испортить.