— Понятно, хвалю. А теперь иди…
Старшина повернулся, толкнул дверь и шагнул в темную, пахнущую шалфеем ночь. «Зверь обложен. Это уже не след, а сама берлога», — подумал он.
Через четверть часа он снова прибыл в штаб корпуса, чтобы отбывать оставшиеся дни ареста.
Ближе к полуночи в штаб корпуса старший сержант Шаповал принес фотосхему. Капитан Мартемьянов принял ее, уединился в своем кабинете. А через несколько минут вызвал дежурного и вручил ему пакет:
— Сейчас машина на передовую пойдет. Передай с офицером связи для артдивизиона Якунина.
— Есть.
Вторые сутки ареста пробежали для старшины Игнатьева без происшествий. С утра до вечера бегал, созванивался по телефону и даже помогал капитану Мартемьянову наносить на схему условными значками передислокацию частей противника.
Работать с Мартемьяновым Игнатьеву было приятно. Капитан все делал быстро, аккуратно. Сам аккуратист, старшина ценил это качество и у других. Уж если Мартемьянов рисовал стрелку, то это действительно была стрелка, а не ее подобие; если условное обозначение полка или дивизии — то и безграмотный мог понять, что это такое, а уж сам автор и через десятилетие дал бы каждому знаку объяснение.
Игнатьев подумал: «По таким документам военным историкам легко будет представить всю картину черновой работы разведки и по ним судить о стратегии и тактике наших войск и войск противника».
Уже ночью, уходя из штаба, Мартемьянов сунул старшине руку и не то пошутил, не то всерьез сказал:
— Толковый ты человек, старшина. С орденом вернешься.
— Если бы можно было материализовать ваши слова, товарищ капитан, у меня должно быть две награды, — с едва заметной улыбкой сказал Игнатьев.
— Это почему же?
— Сутки назад вы определили, что я расторопный малый и вернусь домой с медалью…
— А-а… Извини. Не обижайся… Я вижу, ты злопамятен.
— Нет. Я просто хотел сказать, что мои акции растут день ото дня. И люблю шутку.
— Я не шутил. Идем отдыхать. Завтра опять трудный день будет.
Мартемьянов и старшина вышли на улицу. Ночь была тихая, глухая. Где-то в кустах едва слышно подавала голос цикадка.
— Хорошо! — сказал Мартемьянов. — А небо здешнее хуже нашего.
— Чем?