Кенгуру и белые медведи,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Они плохо с тобой обращались? — Зачем спросил?! Слово «деликатность» тебе знакомо?!

Неожиданно для Марка Вика ответила вопросом на вопрос:

— Марк, а почему я, по-твоему, не прикасаюсь к алкоголю?

И впрямь. Отчего сам Дантон ни разу не задавался этим вопросом? Ихтиолог ведь отродясь не встречал никого, кто был бы настроен к выпивке агрессивнее, чем Вика. Марк смутно догадался об ответе, но предпочёл промолчать.

— У меня дурная наследственность. Мои мать и отец — оба были алкоголиками. И я не хочу рисковать. — Вика опустила взгляд на свои сцепленные ладони, а потом вдруг стала истово наводить порядок на столе. — Я слышала, если несколько поколений не употребляют алкоголя, то что-то там вырабатывается и передаётся детям, в итоге у потомков выработается нечто вроде иммунитета к алкоголизму. Не знаю, правда это или нет… — Вика сгребла в кучу посуду и выгрузила всё в раковину. У девушки не тряслись руки, не дрожал голос. — Ты спросил, плохо ли они со мной обращались. Мне повезло больше, чем некоторым: меня не избивали до полусмерти, не тушили об меня сигареты. Не смотри так, среди алкоголиков подобное не редкость. Меня таскали по пьянкам-гулянкам, вечно забывали покормить, сахар я вообще видела только на праздник, и то не на каждый. Спала я в основном на полу, потому что кровать и диван были вечно заняты вырубившимися родителями и их не менее «трезвыми» дружками. Но, как я уже сказала, могло быть хуже.

И как прикажете быть в такой ситуации незадачливому ихтиологу? Если б Вика нервничала, плакала, он бы ещё знал, как себя вести. А Загрызалова сейчас являла собой образец умиротворённости, прямо-таки полный дзен.

— Мне жаль. — Это было единственное, что пришло Марку в голову.

— Мне тоже, — усмехнулась Вика, ставя вымытый стакан на полку. — К счастью, всё это закончилось, когда бабушка с дедушкой, наконец, смогли лишить мою мать родительских прав и взяли меня к себе.

— Мать? А отца?.. — Дантон, купи себе пластырь и наклеивай на рот при необходимости!

— А отец к тому времени умер. Напился, уснул на лавочке в тридцатипятиградусный мороз и замёрз насмерть. Невесело, правда?

Пластырь, определённо пластырь!

— Это ужасно, — тихо проронил Дантон, абсолютно не представляя, какую линию поведения избрать. Вика явно не нуждалась ни в утешении, ни в сочувствии, а если и нуждалась, то старательно таилась.

— С тех пор я не видела мамы. — Вика сполоснула тарелку. — Мы с ней прекрасно живём друг без друга вот уже восемнадцать лет. Вернее, я живу, за неё поручиться не могу. Не знаю, где она, что с ней. Да и не хочу знать.

— Тебе совсем не интересно? — не утерпел Марк и опять про себя помянул пластырь.

— Нисколько. Для неё на первом месте выпивка, на втором — собутыльники. Я — в лучшем случае на десятом. Она пропила всё, что сумела, включая жильё. И меня бы она тоже пропила, если б могла. — Покончив с мытьём посуды, Вика стала вытирать стол.

— Алкоголизм — болезнь, — неуверенно напомнил Марк. — Нельзя винить больных в недуге.

Загрызалова замерла и искоса метнула взгляд на ихтиолога.

— Марк, некоторые люди исцеляются и от рака, благодаря сильной воле. А моя мамочка даже не попыталась лечиться. Этим всё сказано.

— Мне жаль, — повторился Марк.

— Ничего, — девушка махнула рукой. — Не принимай такой траурный вид. Да, при родителях мне жилось несладко, но после того, как бабушка и дедушка забрали меня, у меня началось счастливое детство.