Баллада о дипкурьерах

22
18
20
22
24
26
28
30

Георгий пошёл (обедали по очереди). Кают-компания. Здесь уже собрались офицеры, свободные от вахты. Появился капитан. Все встали. Капитан жестом указал дипкурьеру место напротив.

Подали рыбную закуску, потом суп из сушёного картофеля, бифштекс, консервированные специи.

У офицеров всегда был отличный аппетит. Это чувствовалось уже в баре, который находился перед кают-компанией. Выпивали за стойкой порцию рома, виски или пива, расплачиваясь с барменом наличными. Мистер Джонсон, бравший две, а то и три порции рома, приглашал и дипкурьеров отведать обжигающий горло напиток. Гость, естественно, отказывался и, чтобы избежать новых приглашений, не мешкая проходил в кают-компанию. При этом неизменно встречался взглядом с королевой Елизаветой. Её портрет висел на видном месте слева от входа в кают-компанию, и королева, казалось, пристально смотрела на каждого входящего. В нижнем углу рама и стекло разбиты. Во время одного из сражений сюда попал осколок. Исправлять повреждение не стали: ведь пробитый портрет королевы — редкая реликвия.

Обеды проходили неторопливо, без оживлённых бесед. Если же возникал разговор между офицерами, то он касался семей, оставшихся в Англии, каких-то подробностей о жёнах, детях, о собственном самочувствии. А о том, что делается на крейсере, о войне — ни слова. Молчаливей всех был капитан. Правда, он поинтересовался в самый первый день, как устроились русские джентльмены, нет ли у них каких-либо просьб. Этим и ограничился. Сегодня же он нарушил молчание и обратился к Костюченко. Капитан сказал, что на его крейсере впервые находятся гражданские лица и что дипкурьеры не просто пассажиры, а представители союзной державы.

— Мистер Костюченко, надеюсь, должным образом оценивает то, что присутствие советских дипкурьеров на корабле, идущем под флагом Великобритании, является признаком большой солидарности Англии и России. В последнее время вы, — продолжал капитан, — нанесли Гитлеру несколько чувствительных ударов. Но война есть война. Сегодня удача у одного, завтра она переходит к другому.

Георгий молчал. Он осмысливал сказанное, переводил с английского на русский. Тщательно подобрал слова для ответа:

— Благодарю вас, сэр, за добрые слова. Вас интересует завтрашний день? Русская пословица гласит: «Цыплят по осени считают». Мы твёрдо уверены, что счёт будет в нашу пользу.

— Этот ответ дипломата?

— Советского гражданина.

… Однажды Роберт, провожая дипкурьеров в каюту, участливо сказал:

— Мне тоже плохо. Качает сильно. — И тихо добавил: — Скоро передышка.

— Какая передышка?

Роберт умчался не ответив.

Около часа чувствовали себя сносно. Георгий даже раскрыл «Былое и думы», которое дали в дорогу посольские товарищи. А Николай занялся электрорефлектором: от качки и вибрации выскакивали винты, которыми рефлектор крепился к переборке. Взял свой универсальный перочинный нож, в котором была и отвёртка, стал укреплять винты.

Морская болезнь, однако, опять нахлынула. Хорошо бы подняться наверх, глотнуть свежего воздуха.

А за наглухо задраенными иллюминаторами неистовствовал, бушевал, грохотал шторм. Огромные свинцово-серые волны сшибались друг с другом, набрасывались на крейсер, с рёвом обрушивались на стальную палубу. Там, где должен быть горизонт, всё перемешала непроглядная темень. Океан и тучи слились в кипящее месиво. И казалось, крейсер мечется, будто слепой, под непрерывными ударами.

Заглянул Роберт. Вид у него усталый. Показал на кресло:

— Можно?

Видимо, парню нужно было передохнуть.

— Ноги нет, руки нет, — говорит Роберт по-русски и показывает натруженные ладони.