Том 1. В дебрях Индии

Не таков был де Рив-Нуармон, чтобы исполнить подобную роль, зато человек более энергичный ни минуты не задумался бы на его месте. А между тем внешне простой, но весьма важный по существу факт должен был указать ему, как следует поступить и каким образом в случае успеха отнесется к нему высшая инстанция.

Когда все раджи и другие влиятельные лица обратились к честному де Нуармону с просьбой разрешить им начать восстание от имени Франции, он немедленно сообщил об этом в Париж, прибавив от себя лично, что он был бы очень рад исполнить просьбу раджей и всех индусов, ибо Франции трудно будет найти другой более удобный случай, чтобы отомстить англичанам.

Всякое правительство, желающее избежать конфликта, отозвало бы обратно губернатора за выражение такого мнения и вынесло бы ему порицание. Но господина де Рив-Нуармона не отозвали и даже не высказали ему ни одного слова упрека. Все дело ограничилось официальным письмом, в котором его уведомляли, что в данный момент не могут дать хода его просьбе ввиду мирных отношений между нациями, которые вместе проливали кровь в Крыму.

Человек энергичный истолковал бы на его месте значение этого письма следующим образом: «вы сделали нам официальный запрос, и мы отвечаем вам официально; но если вам удастся вернуть нам Индию без всякого вмешательства с нашей стороны, мы будем очень этому рады».

Но де Нуармон, повторяю, не был человеком энергичным; он буквально понял письмо и, не дав себе труда вникнуть в смысл, заключенный между строк, успокоился и бездействовал, не обращая внимания на мольбы французов Пондишери, которые никак не могли понять, почему они не решаются взять обратно присвоенное себе англичанами. Эти обстоятельства послужили Сердару основой для его плана, который был задуман очень ловко и не удался только по чистой случайности.

Пора, однако, посвятить читателя в тот смелый проект, к исполнению которого наш герой должен приступить через несколько часов. Сердар не ошибся и понял истинный смысл письма, о котором мы говорили выше и о котором он узнал благодаря своим связям в городе.

Он понял, что в этом письме этом скрывается безмолвное одобрение и, уверенный в том, что де Нуармон не двинется с места, возымел смелую мысль заменить его на двадцать четыре часа и сделать то, на что не решался боязливый губернатор. С этой целью он сообщил обо всем бывшему консулу, своему корреспонденту в Париже, который в равной мере ненавидел англичан; тот пришел в неистовый восторг от блестящей идеи своего друга и немедленно прислал ему все необходимое для исполнения его плана. Благодаря своим связям в морском министерстве ему удалось похитить один из бланков с напечатанным текстом и печатями из пергамента и воска; ему оставалось только поставить имя лица, на чье имя дан этот документ, и заполнить пропущенные места. Получив этот официальный документ, где стояло вымышленное имя, Сердар мог приступить к своей роли, для чего требовалась смелость, а в последней у него недостатка не было. Он заказал у хорошего мусульманского портного два французских генеральских мундира: один мундир дивизионного генерала для себя и мундир генерала артиллерийской бригады для Барнета, который должен был исполнять роль его адъютанта.

Теперь вы сами видите, какое значение имело для Сердара его путешествие на Цейлон, где он должен был получить все необходимое для исполнения своей роли, привезенное на французском пакетботе и присланное на имя Рамы-Модели. Другого пути в Индию у него не было. Англичане держали в своих руках все приморские порты, а со времени восстания все письма, присылаемые на Индостанский полуостров и адресованные не на имя англичан, распечатывались по приказанию вице-короля Калькутты прежде, чем достигали своего назначения. Так же обстояло дело и в Пондишери; достаточно было малейшей неосторожности, чтобы провалить задуманный заговор.

У Сердара сильно билось сердце в тот вечер, когда «Диана» вступала в воды Пондишери. Он приказал Барбассону бросить якорь позади Колеронской отмели, где он хотел провести ночь, чтобы затем выйти на берег при полном свете дня и благодаря энтузиазму, который неминуемо вызовет его приезд среди туземного и французского населения, избежать слишком тщательного осмотра привезенных им с собой вещей.

Еще несколько дней тому назад он дал знать через доверенных лазутчиков всем раджам на юге, чтобы они явились в Пондишери к назначенному им числу; он дал им понять, что к этому времени из Франции будут получены очень важные известия, которые должны изменить весь ход событий и повернуть их навстречу желаниям индусов. В самую последнюю минуту Сердар задумался над тем, хорошо ли он поступает относительно Шейх-Тоффеля-Барбассона, оставляя его в полном неведении о предстоящих событиях, и не оттолкнет ли он этим его от себя. К тому же в данный момент нечего было опасаться измены. Даже в том случае, если капитан «Дианы» способен был продать тайну англичанам, он не успел бы еще подумать об этом, а следовательно, и привести в исполнение.

Мы считаем нужным, однако, сказать, что знаменитый представитель ветви Барбассон-Данеанов не был способен на такую подлость: он имел все качества и все недостатки своих земляков, но никогда не согласился бы съесть кусок хлеба, добытый изменой, и в той же мере любил свое отечество, как ненавидел англичан. Поведение его во время описанного выше происшествия служит достаточным доказательством, что на него всегда и во всем можно было положиться.

Когда наступила ночь и кончился обед, Сердар просил его остаться с ним, так как он имеет нечто очень важное сообщить ему.

— Минуточку для небольшой ревизии, командир! — отвечал Барбассон. — Ночь уже наступила, и мне необходимо лично самому убедиться, зажжены ли сигнальные огни во избежание столкновения с другими судами. Я очень мало доверяю своим негодяям: у них, как у бешеных лошадей, всегда надо крепко держать вожжи.

Своими негодяями Барбассон называл экипаж шхуны, состоящий из пятнадцати человек разных национальностей; суровый моряк управлял ими с помощью пучка веревок, памятуя принципы воспитания, насажденные Барбассоном-отцом. Экипаж «Дианы» представлял собой сборище пиратов и самых отчаянных мошенников, взятых с берегов Аравии: здесь были арабы, негры из Массауа, малайцы с острова Явы, два или три малабарца и один китаец — настоящие висельники, с которыми он расправлялся с помощью кулаков за малейшую провинность, говоря, что «так следует!»

Оба машиниста, истые американцы, когда не находились на службе, всегда были пьяны.

Все на подбор, как видите. Барбассон не считал нужным иметь помощника, говоря, что при свойственной ему горячности никогда не поладит с ним.

Он обошел палубу, изрыгая проклятия и ругаясь напропалую, что составляло у него непременный ритуал, особенно после обеда, — он утверждал, что это помогает пищеварению, — и, раздав направо и налево достаточное количество ударов ногой и кулаком, объявил, что он доволен состоянием шхуны, после чего сошел вниз, чтобы присоединиться к Сердару.

— Командир, я к вашим услугам. Три сторожевых огня горят блистательно, машина отдыхает, но стоит под парами на всякий случай. Один только американец пьян и на всем мостике нет ни одного кусочка троса… образцовое судно, право!

Он налил себе большой стакан коньяку и сел. Индусы сидели по своему обычаю на циновках, постланных на полу, а Барнет глубокомысленно занимался приготовлением грога из рома, который он предпочитал всем другим напиткам. Перед Сердаром стоял стакан чистой воды; он никогда не пил ничего кроме этого.

Находясь в каком-либо обществе, обратите внимание на человека, пьющего воду: это всегда знак превосходства. Потребители алкоголя не потому пьют его, что он приятно раздражает их вкус, — некоторым вода нравится не меньше других напитков — они просто стремятся к возбуждению своего мозга, что ускоряет его работу и дает их духовной жизни такой подъем, какого она не достигла бы без него. Потребитель воды не нуждается в возбудителях, мозг его работает сам по себе. Наполеон пил только подкрашенную воду, Бисмарк же пил, как ландскнехт. Первый был великим человеком и не нуждался в возбудителях для работы своей всеобъемлющей мысли; второму необходим был алкоголь для пробуждения своих умственных способностей.