Найти и обезвредить

22
18
20
22
24
26
28
30

Худяков вздохнул, спрятал браунинг в карман и понурил голову:

— Кто же мог ее взять? Может, «истребки»? Ну, это мы узнаем!

Худяков встал, собираясь уходить.

— Куда ты, Володя, посиди. Вместе поужинаем!

Таня быстро накрыла стол, поставила бутылку самогона. У Худякова сразу весело сверкнули глаза:

— Вот это другое дело!

За ужином он спрашивал у меня — где живет капитан, есть ли у него охрана? Я отвечал, что охрана должна быть, но его охраняют приезжие — нам, видно, капитан не доверяет.

— Боится, значит. Ну, ничего, не уйдет он от нас!

Таня плакала, все время просила брата не воевать больше, а самому добровольно сдаться: «Все равно против целой армии вам не устоять. Все равно поймают или убьют». Худяков пил самогон, все более мрачнел:

— Когда повесим капитана, тогда будем думать — сдаваться нам или нет».

…Прочитав донесение Дмитрия, капитан спросил у Анатолия:

— Что он у нас, писатель, что ли? Разве так донесения пишут? — Потом, помолчав немного, Прозоров продолжал: — Теперь ясно, что Худякову уже деваться некуда. В другой район он не пойдет — его везде будут отлавливать бандиты, как предателя. А здесь его рано или поздно разыщет Чернышов. Придет Худяков сдаваться, вот увидите.

И действительно, спустя несколько недель пришел Худяков. Один. Обросший, грязный. Он все время озирался, даже когда сидел перед капитаном. А тот:

— Отвоевался, значит?..

Худяков медленно поднял глаза на капитана:

— Сволочь ты, капитан. Ты не только хахаля, но и мою сестру предателями сделал. Этим хочешь взять?

— Ты теперь молиться на свою сестру должен!

«…Ликвидирована полностью»

В назначенное время Сапронов на место встречи не явился. Прозоров передумал всякое: может, ранение у него оказалось тяжелым, а может, Сапронов попал под арест. Или, что еще хуже, Чернышов расстрелял его. Капитан понимал: иметь в банде Чернышова одного лишь своего человека — ненадежно. Необходимо подобрать еще двух-трех добровольцев. И это Прозоров особенно остро почувствовал именно сейчас.

Жители станицы, да и Сапронов, говорили о некоей Марии, сожительнице Чернышова. Вела она себя очень тихо и осторожно, ни в чем не была замешана.