— У них роман, по-моему, — сказал Анвар Акзамович отчужденно, как бы вкладывая в слово «роман» всю нелюбовь знатока древних рукописей к печатной продукции.
Я встал во весь рост — это бестактно по отношению к людям акзамовских габаритов, но ничего не поделаешь — и благодарственно прижал руку к груди. Акзамов еще не успел мне ответить, как послышался голос Норцова.
— Может, рукопись все же покажете, а? В память о встрече.
Насупился Акзамов. Улыбнулся Акзамов. Покладисто махнул рукой: дескать, была не была, дескать, на что ради хорошего человека не пойдешь. Отвел в сторону металлическую заклепку на деревянной створке и принялся колдовать. Потом повернулся к нам лицом и театральным движением распахнул дверцу стеллажа. Я чуть присел, Норцов привстал на цыпочки. Все полки до одной были пусты. Наше удивление заставило Акзамова круто развернуться. Как бы не веря своим глазам, он застучал пальцами по полкам — по одной, по другой, по третьей, — и все быстрей, все испуганней, все судорожней. Оглянулся на нас, как будто мы могли ему что-то объяснить:
— Пропал… Пропал Маджид аль-Акбари…
3
Официантка удалилась, переваливаясь с боку на бок, точно гусыня, и когда лапчатый узор ее платья, не то форменного, не то фирменного, нырнул в темные пучины ресторанного трюма, я водрузил свои локти на стол. Теперь можно было уткнуться щеками в ладони, и я уткнулся щеками в ладони. Ожидание, судя по всему, предстояло долгое. Сиди себе и думай. И подумав, я сказал Норцову, который, мусоля меню, вычислял вероятность коммерческого жульничества в городском тресте ресторанов и столовых:
— Черт его разберет, этого Налимова. Не то хорош, не то плох, не то погулять вышел, не то сквозь землю провалился. После пропажи рукописи напрашивается еще и такая версия: сбежал.
— А откуда мы знаем, что рукопись вообще была… Может, рукописи-то и не было, — Олег смутился. — Это я так для красного словца. Конечно, была: зарегистрировали ее, в разные там талмуды внесли… Была, была. Но… — он беспомощно посмотрел мне в глаза.
— Но, конечно, куда она делась — с ходу решить трудно, — договорил я за него. — Попала в лапы к международному преступнику? Случайно угодила в другой шкаф? Или к другому сотруднику? Мало ли какие манипуляции они с ней производили. Ну, скажем, реставрировали, снимали фотокопии, сопоставляли с другими текстами.
— Что рукопись, что ее переводчик — одного сорта загадки.
Принесли наши супы, и мы умолкли. Потом Норцов не выдержал все-таки:
— Неужели, подлец, удрал за границу? На доллары польстился? Тогда не нам заниматься расследованием… Но каким образом он мог удрать? Через Аму-Дарью?
— Ну и фантазия у тебя! — улыбнулся я и вспомнил капитана Гаттераса.
А Мистик встретил меня наиприветливейшим образом, то есть привстал и указал рукой на кресло с письменным столом, которое, по-моему, мог занимать только Человек — Правая — Рука — Начальника (и, действительно, в этом кресле обычно располагался старший лейтенант Максудов). Я коротко рассказал обо всем, что узнал за полдня.
— Резюмируйте, — потребовал Мистик. Щекотливое это занятие — резюмировать. Ты должен как бы за волосы вытащить самого себя из трясины фактов — с помощью фантазии — и посмотреть на них вверху вниз, на эти факты. Но фантазия возбранялась! И все-таки я попытался резюмировать, предположив, что Налимов а) прогуливается; б) пропал или в) сбежал. П р о г у л и в а е т с я можно было истолковать в укор Налимову, если он запил, уехал на курорт, к отцу и т. п. Но не исключалось и отсутствие по уважительной причине: скажем, лег в больницу.
— Больницы отпадают. Максудов проверил. Вытрезвители тоже, — сухо заметил Мистик. — Курорты пока не обзванивали. — Насчет отца — Максудов просил Москву проверить. Упредили вас, — добавил Мистик, показывая, что трезвый расчет, конечно же, могущественней вакхической фантазии.
Я взялся за п р о п а л. Подробно воспроизвел рассказ налимовского соседа.
— Мистика! — пренебрежительно пробормотал Торосов. Это был наиболее ядовитый синоним фантазии в лексиконе капитана. Отсюда, кстати, и шла его кличка. — И здесь упредили! Нераскрытых убийств за последние две недели в городе нет.
— Там еще утрачена ценная рукопись, — приступил я к версии с б е ж а л. — Это обнаружилось сегодня в моем присутствии. Кстати, над рукописью работал не кто иной, как Налимов. В институте считают, что ее цена на международном рынке — до сотни тысяч долларов. — Факты, одни только факты, излагал я Торосову, но он и в них унюхал фантазию.
ebooksa