Петля на зайца

22
18
20
22
24
26
28
30

— Потерпи. А что у вас там, в вашей ВЧ, или где там ты служишь, и поспать негде?

— Поспать есть где, но некогда, — Логинов непроизвольно зевнул. После сытного обеда-ужина его вдруг сильно повлекло в сон. Глаза он еще удерживал открытыми, но сознание уже балансировало на грани засыпания.

— Гена, мы оба знаем, что ты человек специальный…

— И что?.. — спросил Логинов, и сонливость с него как рукой сняло. Он вдруг понял, что Юрка опять лезет в какое-то «дельце». Начнет искать «правду», копать, «выйдет на след». Один раз ему уже какие-то хмыри сожгли машину, прекрасную белую двадцатьчетвертую «Волгу». Мало ему?..

— Ничего. Есть дело. Конфиденциальное, — с серьезным видом продолжил Зальцман.

— Дальше двигай, не тяни кота за хвост, — подбодрил друга Логинов и закурил восьмую за день сигарету. Он второй месяц бросал курить по системе Банникова.

— В общем, я не знаю, к кому мне и обратиться, — ты моя последняя надёжа. Посоветуй. Опять я влез, кажется, в одно гнусное дело. Документы кое-какие раскопал. Горячий материал. И свидетели есть.

— Ну, я так и подумал. Устал я, Юрка, от всего этого… — вздохнул полковник. — Ты сказал: «последняя надежда»… К кому-нибудь еще обращался?

— Да нет, это я к слову.

— Ну, и слава Богу. Юрка, хочешь, дам один-единственный, самый хороший, универсальный совет?

— Гена, да погоди, ты не знаешь даже, о чем я.

— А и не надо уже ничего знать, я же сказал — совет универсальный. Первое, заткнись в тряпочку и живи спокойной… ну, почти спокойной, частной жизнью. Жена, дети, и все такое. Ты парень талантливый и всяких-разных тем и темочек тебе хватит на всю жизнь. И деньги практически те же. Второе — не можешь заткнуться, уезжай. Здесь тебя в конце концов убьют. Я тебя, Юрка, хорошо знаю, слишком хорошо. Ты хороший и честный парень, но тебя в конце концов грохнут — уж больно ты глубоко пытаешься влезть во все эти грязные делишки. За тобой же ничего нет, понимаешь? Ты — один… Никто тебя не прикроет, никто не пошлет тебе на помощь бригаду бойцов с автоматами. Убьют и не поморщатся. Ты хоть представляешь, в какой грязи мы сейчас барахтаемся, в кровавой грязи?

— Полковник, ты меня заколебал своими сентенциями, — Зальцман откинулся своим большим телом на спинку стула и сцепил руки за головой. — Я к тебе по делу, а ты мне опять херню строчишь.

— Очень образно… Ну ясно, ясно — журналист.

— Я могу и образней.

— Я и не сомневаюсь. Только вот Алка услышит — по ушам надает. По твоим большим волосатым ушам. А я заступаться не буду. Так что ты потише со своей образностью.

— Ладно, не буду. Но и ты тоже… Ну, что ты все пугаешь и пугаешь. Ишь, придумал — уезжай. Советчик нашелся! Да, время тяжелое, да, никакого демократического государства еще практически нет. Только-только начинается. Но если не мы, так кто же, Гена? Что-то ты, пессимистом мрачным становишься с возрастом. Стареешь, да?

Логинов отхлебнул из чашки глоток чая, затянулся сигаретой, помолчал…

— Юрок, вот ты сидишь со мной, чай пьешь, разговариваешь как с нормальным человеком, а я за год потерял троих человек. Не пацанов необученных — офицеров, волкодавов. У каждого из них за плечами такой опыт… был. На своей территории, заметь, и в мирное время. И не в Чечне, Юра, — здесь. Идет самая настоящая гражданская война. Понимаешь?

— Меня тоже не вчера сюда с парашютом забросили. Я давно здесь живу. Гена. И знаю обо всем этом не понаслышке.