Впрочем, и сам тоже хорош. Такого дурака свалял, когда с неимоверного бодуна, едва протрезвев, в соседнем кабинете обнаружил Бонча с лишней дыркой в голове. Испугался до усеру и кинулся зачем-то в ментовку звонить. Да еще Маринка, запертая в сортире, выла припадочно. В холле — охранник в отключке. Сначала тоже показалось — мертвый. Сразу и не сообразил, что к чему. Временно башню и заклинило. Заскок…
Батьке надо было, сразу батьке звонить. Папуле. Один звонок в Москву, и никакой головной боли. Люди из «конторы» по приказу отца все сделали бы как надо. Подчистили, разобрались по-существу. А эти сучары ментовские — на нары его! Его! Сына Малькова! Ну, да ладно, что случилось, то случилось, назад не переиграешь.
А что же все-таки случилось? В милиции ничего не сказали — или сами не знают, или не хотят говорить. Глазки жмурят, темнят, и — ни слова по существу. Только и выяснил, что в числе подозреваемых он у «следака» не числится. И на том спасибо.
Неужели из-за этой проклятой кассеты закрутилось уже? Когда она исчезла? Неделю назад, в понедельник, в прокат Маринка ее сунула… Господи, вот дура-то!
Но если из-за кассеты — тогда почему Василия Ивановича, а не его пришили? Сложный вопрос. Кассета, кассета… Кто? Кто мог знать о кассете и о материалах Бонча?
Марина… Неужели она? Чушь… Не тот типаж. Тоже мне — Мата Хари местечковая! Не тянет она фактурой на такие дела. Мордашка, попка — это все есть, а с головой — не очень дружит. Когда он выпустил ее из дамской комнаты, из сортира то есть — с ней вообще такая истерика была… У Валеры чуть башка не лопнула. Нет, Маринка «по классу» не тянет. И никак не могла она проведать о том, что на кассете записано.
Что же теперь делать-то? Ничего не ясно, непонятно… В Москву, в столицу лететь надо, к папуле милому за разъяснениями!
О том, что потеряна копия кассеты, он уже доложил отцу. Еще где-то в середине недели — во вторник, или в среду — сам на себя настучал и покаялся. И, образно говоря, очень резко получил по ушам. Даже и не подозревая, что батька так ругаться умеет.
Да, надо к папику в Москву лететь. У него — море оперативных возможностей, вот и пусть разбирается. Вечером — на самолет и в столицу. А пока надо срочно душ принять, пожрать по-человечески, и — граммульку на душу принять, организм поправить. Обязательно!
В Москву, однако, Валерию Станиславовичу ехать не пришлось — дома его уже поджидал Мальков-старший, папуля.
Не успел Валера войти в дверь своей скромной четырехкомнатной квартирки, как увидел в прихожей расположившегося в кресле с каким-то журналом отцовского водителя-порученца Шурика, являвшегося одновременно, так сказать по совместительству, и адьютантом и телохранителем и заместителем по оперативной работе.
Шурику, майору Александру Ивановичу Омельченко, было немногим за сорок. Ростом под два метра, он был худощав и слегка сутулился, но за этой сутулостью скрывались великолепные данные бойца. В молодости Омельченко серьезно играл в волейбол за столичное «Динамо» и даже звание мастера спорта получил. Кроме того, Шурик заочно окончил юрфак МГУ, великолепно стрелял, владел рукопашным боем, водил практически любые автомобили. «А также поезда и самолеты», — как иногда беззлобно подшучивал над порученцем Мальков-старший.
Омельченко пользовался абсолютным доверием Станислава Георгиевича и состоял при особе батюшки уже где-то лет пятнадцать.
Валера, увидев в прихожей долговязого Омельченко, удивился, но виду не подал, поздоровался, снял куртку, ботинки, одел домашние шлепанцы и прошел в гостиную. Отец в спортивном «адидасовском» костюме расположился за полированным обеденным столом, который он по-хозяйски превратил в рабочий.
На столе стояли включенный нотебук «Тошиба», портативный аппарат связи со встроенным скремблером, валялись блокноты, карандаши, пара каких-то книг… Большой бокал кофе. В пепельнице дымилась некогда копеечная, а на сегодняшний день трехдолларовая «Гавана».
«Старый пижон, уж лучше бы трубку курил для солидности!» — подумал Валера, но вслух ничего не сказал.
Скользнув по сыну взглядом и не ответив на приветствие, словно они и не расставались, Станислав Георгиевич потянулся в кресле и приказал Малькову-младшему:
— Попроси Александра Ивановича, пусть сообразит что-нибудь насчет обеда. Умираю с голоду. Да и тебе, думаю, неплохо после тюремной баланды поесть как следует. За обедом все и расскажешь. И душ прими — воняет от вас, любезный, как будто в камере вы у параши ночевали.
— Прямо уж — «у параши». На нормальной шконке ночь кантовался. — Поддержал веселый треп отца Валера. — И условия в камере вполне сносные были.
— Ну, тогда и не знаю… Что, у них там душа нет? Безобразие. Требовать надо было — есть у них душ, есть. Нельзя же так опускаться, Валерка, честное слово…
ebooksa