Привет из ада

22
18
20
22
24
26
28
30

Через пятнадцать минут они подъехали к зеленым металлическим воротам, которые почти мгновенно распахнулись и милицейский аппарат, въехал во внутренний двор неприметного здания, которое чем и могло броситься в глаза, так это полным отсутствием отличительных особенностей и опознавательных знаков.

— Ну, давай братэла, выходи. Приехали.

Рысак неуклюже выбрался. Посмотрел вверх на затянутое тучами небо. Последнее, что он услышал: "Врача ему, быстро". После чего отключился.

ГЛАВА 7 ГУСАРОВ

Когда новенький, попытавшись встать, вновь упал, он гулко ударился головой о пол. Звук удара развеселил старожилов.

— Во, масть поперла, — заржал сверху неприятный голос. — Еще одну спермодоилку прислали. Нет, братва, у меня на всех сил может не хватить.

Разговорчивый беспредельщик спрыгнул сверху и подошел к лежащему у двери. Присев на корточки начал расстегивать у беспомощного парня рубаха, пытаясь стащить ее с него.

Тот пришел в себя.

— Не смей меня трогать, — тихим голосом сказал он. — Убери свои грабки. Я — за вора. Погоняло — Рысак.

— Да, я тебя признал, — потирая руки в предвкушении славной забавы, сказал ему подошедший. — Ты что, Рысак, забыл меня? Мы ж с тобой вместе в таганрогском изоляторе чалились.

— А, Ожог… Но, ты же… — и Рысак осекся.

— Говори, говори, — Ожог был доволен, что его узнали. — Ты, наверное, хотел сказать, что я ссучился. Изменил вашему делу, спелся с мусорней… Говори, тем более, я уже все это слышал на сходняке, который меня приговорил… Сходняк приговорил, а ментура спасла…

Гусаров продолжал наблюдать за всем происходящим с нескрываемым интересом. Назвавшийся Ожогом продолжал свои рассуждения. И чем дальше он говорил, тем яснее становилась участь Рысака…

— Не повезло тебе Рысак. Если ты еще не понял, то тебя прислали ко мне на правилку. А находишься ты в пресс-хате. Помнишь, почему она так называется? Печатать — означает насиловать в то место, которым ты раньше срал, а сейчас будешь удовлетворять меня, бывшего вора, приговоренного своими бывшими дружками, лучшими корешами к лютой смерти…

Гусаров слушая этот монолог понял, что следователь прислал его сюда "на исправление". Сутки, двое пребывания в таких условиях и сам побежишь вприпрыжку каяться в том, чего не делал и подпишешь все, что будет предложено. Еще и сам будешь выдумывать кровавые подробности… Этих бы бандитов, да на полчаса в кавказский зиндан, что бы они тогда запели?

— Э, слышь, расписной, — обратился он к Ожогу. — Оставь парня в покое, не видишь, он даже сам подняться не может…

После его слов тихо стало в камере. По идее новичок уже давно должен был с продырявленным задом, корчась от боли валяться под шконкой… А он… Не только не свалился со шконаря, а еще и имеет наглость что-то вякать?

— Ты, с кем это там толкуешь? — оскалился Ожог, резко оборачиваясь в сторону, откуда только что прозвучал голос.

— С тобой, гондон штопанный, с тобой и с твоей шоблой, — в тон ему ласково произнес Гусаров.

Понимая, что с троими в тесном помещении драться легче, чем с четверыми он резко соскочил с нар и нанес близлежащему и до этого молчащему заключенному сверху вниз резкий удар в солнечное сплетение. Лежащий, хоть и смог достать заточку, но она ему не помогла. Он скрутился от боли и свалился с того места, где лежал. Ударом ноги Алексей загнал его под нары.