Великан в меховой куртке, опрокинув нарту, ухватив потяг, едва сдерживает ездовых собак. Натягивая постромки, они рвутся в драку к нашей упряжке.
— Пан, назад! — гремит густой голосище.
— Булат, ко мне! — звонко откликается Мария.
Нелегко утихомирить освирепевших псов. Дедушка Михась, улыбаясь, посматривает на пылающее лицо Марии.
Она обнимает за шею грозного Булата, и передовик мирно трется острыми волчьими ушами о ее колени.
Негостеприимно встречает своего родственника Котельников. Насупившись, он даже не здоровается с дедушкой Михасем, когда мы втроем входим в магазин.
— Ну, купец, принимай пушнину… — Михась вытряхивает из брезентового мешка на прилавок груду мягких горностаевых шкурок.
— Мария, где вы добыли столько горностая? — спрашиваю я шепотом.
— На Горностаевых озерах. Мы с дедушкой промышляли там весь месяц, тихо отвечает она.
Котельников долго и придирчиво оценивает пушнину. Отборные шкурки были сняты чисто, и Михась насмешливо разглядывает злое, вспотевшее лицо своего родственника.
Почему Котельников плохо относится к своим близким? Удобно ли спросить об этом Марию? Дело с продовольствием уладилось. Пора возвращаться в пастушеский лагерь, но мне не хотелось так быстро покидать факторию.
— Оставайтесь у нас, а завтра утром поедете, — как бы угадывая мои мысли, просто говорит Мария.
Решаю переночевать на фактории, и мы отправляемся кормить собак. Раздавая юколу, я спрашиваю Марию, почему она не любит своего отчима.
— Он много горя принес маме и… душу променяет на деньги.
— А где ваша мама?
— Мама умерла…
Слезы на глазах, побледневшее личико, нахмуренные брови заставляют меня пожалеть о вопросе.
— Простите, Мария, я не знал о вашем горе.
— Это было давно… — Девушка встряхивает волной золотистых волос и вдруг тихонько касается моего плеча.
Теперь мне понятна грустная задумчивость Марии. В глуши тайги она росла без материнской ласки. Дедушка Михась вряд ли мог заменить ей мать.