На коленях у него небрежно лежит маузер в деревянной кобуре. Кожаная куртка на груди расстегнута и открывает на гимнастерке орден Красного Знамени.
Вокруг лихого командира тесной группой сошлись боевые его соратники в кожанках и гимнастерках, в фуражках и папахах, косо перевязанных лентами. Около бородатого великана сидит, скрестив ноги, юноша в запыленных сапогах и вылинявшей гимнастерке.
Локти лежат на коротком кавалерийском карабине. Фуражка, сбитая набекрень, открывает чуб светлых вьющихся волос. Из-под чуба с фотографии смотрят знакомые ясные глаза, опушенные длинными ресницами; чуть нахмуренные брови разлетаются крыльями, мягко очерченные губы полуоткрыты…
Мария?!
У ног партизана расположилась с кавалерийским карабином Мария, переодетая в мужское платье.
В нижнем углу фотографии разбираю полустертую надпись: «Свобода, Равенство, Братство, 1921 год»…
Но ведь в гражданскую войну Марии еще не было на свете…
— Мария, кто это?
— Михась Контемирский — мой отец, он погиб в двадцать втором году…
— Где? — невольно срывается у меня.
— Двадцатого марта, под Якутском.
— А это… ваш дедушка?
— Нет, — печально улыбается Мария. — Друг дедушки, командир партизанской бригады Каландаршвили. Отец был его ординарцем.
— Каландаршвили? Ну конечно, Каландаршвили! Можно ли забыть лицо этого удивительного человека…
Год назад по дороге на Север в историко-революционном отделе Иркутского музея я долго рассматривал необычные фотографии легендарного партизанского комбрига.
— Мария, как подружился дедушка с Каландаршвили?
— Дедушку сослали в Сибирь из Одессы, а Каландаршвили — из Тифлиса. Они подружились в Иркутске, в 1907 году.
— Дедушка сражался на баррикадах? — тихо спрашиваю я.
— Да… почти. Он помогал восставшему «Потемкину».
Походная жизнь полна неожиданностей: в сердце Омоленской тайги я встретил дочь польского партизана, внучку ветерана революции.