Пограничный легион

22
18
20
22
24
26
28
30

— А как ты думаешь, ему удалось уйти? — с беспокойством спросила Джоун.

— Конечно. Они все ушли. До единого. Ты когда-нибудь еще видела такую безумную слепую толпу?

— Чего ж тут удивительного? Каждый ждал, что в него тоже вот-вот начнут стрелять. А Келлзов Пограничный легион был большой силой. Если б его люди были ему верны, выполняли его приказы, он бы ни за что не погиб.

— Джоун! Что ты говоришь! Ты вроде бы об этом жалеешь?

— Знаешь, мне очень стыдно! Я совсем не то хотела сказать, а что — сама не знаю. Только Келлза мне все-таки жалко. Я столько из-за него перенесла… Чего стоят одни эти бесконечные часы неизвестности. Его судьба так тесно переплелась с моей судьбой — даже моей жизнью… да и твоей тоже.

— Кажется, я понял, что ты хочешь сказать, дорогая моя, — серьезно ответил Джим.

— Что же мы теперь будем делать? Как странно чувствовать себя свободной!

— Мне тоже. А что делать — подумаем.

Они еще довольно долго просидели за хижиной, в сравнительном уединении. Джоун пыталась собраться с мыслями, подумать, что и как делать дальше, но не могла — не могла отделаться от недавних впечатлений. Да и Джима вроде бы давил тот же груз. Хотя ему было еще хуже, на нем лежала ответственность за Джоун. День пошел на убыль. Солнце уже коснулось высокого хребта на западе. Волнения среди старателей понемногу улеглись, и ближе к заходу солнца вереницы людей потянулись по дороге через пустошь. Каратели в масках куда-то исчезли, и вскоре возле страшной виселицы с темными телами остались лишь притихшие зеваки. Посмотрев вниз, Джоун сразу увидела, что, уходя, каратели повесили и Французика — его труп покачивался в той самой петле, от которой его едва не спасло предательство. Значит, даже мертвый, он не избежал позорной веревки. Какое беспощадное свидетельство жестоких нравов новоявленных блюстителей порядка! Они ушли, оставив трупы болтаться на веревках! Господи, как ужасен вид этих покачивающихся темных, обмякших тел! Лежащий на земле мертвец еще сохраняет какое-то достоинство смерти. А тут людей не только лишили жизни, саму их смерть лишили присущего ей величия, оставили только ее отвратительный ужас. И Джоун почувствовала, что эта зловещая картина будет преследовать ее всю жизнь.

— Джоун, нам надо уходить из Олдер-Крика, — объявил наконец Клив и встал. Слова, казалось, придали ему решимости. — Сперва я подумал, что все бандиты поспешат убраться подальше отсюда, а теперь что-то засомневался, кто их знает, что они станут делать. Взять хоть того же Гулдена. Здравый смысл вроде бы должен заставить их на время затаиться. Ну, а нам все равно надо уходить, чем бы все ни обернулось. Только вот как?

— Давай пойдем пешком. Если станем покупать лошадей или дожидаться почтовой кареты, придется обращаться к людям, а я боюсь…

— Все это так, да ведь дорога наверняка кишит бандитами. А тропы, даже если б мы их сумели найти, и того опаснее.

— Тогда сделаем так: идти будем только ночью, а днем где-нибудь отдыхать.

— Нет, так тоже не годится. Идти в такую дорогу без еды, без одеял…

— Ну, давай пройдем пешком хоть часть пути.

— Нет-нет. Лучше сразу поедем почтовой каретой на Бэннок. Теперь они наверняка будут с вооруженной охраной. Загвоздка только в одном: скоро ли они отправятся? Ну, хватит разговоров, пора идти в поселок.

Стало темнеть. Засветившиеся кое-где огни еще больше сгущали тени. Пока Джим и Джоун спускались с откоса, Джоун все время шла рядом с ним. Ей почему-то казалось, что она сообщница бандитов, она пугалась каждого встречного, чуть не шарахаясь в сторону, если им попадалась кучка тихо толкующих о чем-то людей. И только поняв, что на них с Джимом никто не обращает ни малейшего внимания, немного приободрилась. Джим тоже обрел больше уверенности в себе. Надежной защитой казалась и спускающаяся темнота. Чем дальше они шли по улице, тем больше им попадалось народу. Салуны снова искрились весельем: Олдер-Крик возвращался к обычной свободной, беззаботной жизни. Почтовая контора находилась недалеко от «Последнего самородка». Это была большая палатка без переднего полотнища, на месте которого возвышалась конторка. В палатке тускло горела лампа. Снаружи слонялось, как бы без дела, с полдюжины мужчин, внутри находилось еще несколько человек, двое из которых, по всей видимости, принадлежали к вооруженной охране. Джим спросил, ни к кому не обращаясь:

— Когда отходит ближайшая карета на Бэннок?

Человек за конторкой резко оторвал голову отлежавших перед ним бумаг.

— Когда мы ее отправим, — грубо ответил он.