Джим соскочил с лошади и крепко обнял первую.
Лицо ее просияло, но тут же омрачилось, болезненно дернулось.
— Джим, Джим, мы так надеялись, что ты… что ты привезешь обратно Джоун!
— А как же иначе! — крикнул Джим; в эту минуту он был совершенно не способен на обман, даже в шутку.
— Вот она!
— Кто?.. Где?..
Джоун соскользнула с лошади и, сорвав маску, с рыданьем бросилась вперед.
— Тетушка! Тетушка!.. Это я, Джоун, я жива!.. Господи, как хорошо дома!.. Нет-нет, не смотрите на мою одежду, посмотрите на меня саму! Тетушка Джейн, похоже, была в шоке от появления Джоун, от радости, испуга и стыда, но над всем главенствовала радость. Обняв Джоун, она плакала и причитала. Потом вдруг, вспомнив о глазеющей на них толпе, слегка отстранила Джоун.
— Ты, ты… сумасбродка! Разбойница, я всегда говорила Биллу, что когда-нибудь ты ударишься в непотребство! Марш домой! И сейчас же сними эту неприличную одежду.
В тот же вечер, когда зашло солнце и только свет далеких звезд пронизывал кружевные тени, Джоун опять ждала Джима под заветными елями. Была тихая белая ночь — из тех, которыми славятся эти горы. Слышался плеск ручья, струившегося по каменистому дну, да шелест ветра в ветвях деревьев.
Дома Джоун, к великой своей радости, узнала, что дядя Билл Хоудли действительно был тем самым Землепроходцем Олдер-Крика. Так находкой богатейшей золотоносной жилы увенчались его многолетние нелегкие труды.
Самой же Джоун даже мысль о золоте была ненавистна. Еще тогда, при бегстве из Горного Стана, она ни за что не хотела брать с собой оставшееся от бандитов золото, и, если бы не настойчивость Джима, оно так и осталось бы рассыпанным по столу и по полу хижины. Подумать только! Все золото, кроме того, что намыл сам Джим, принадлежало ее дяде! В это трудно было поверить!
Непонятная, роковая сила золота всегда теперь будет внушать Джоун почти мистический ужас. Найдется ли на свете хоть одна женщина, хоть один мужчина, кто мог бы сказать, что знает власть золота лучше, чем она? Как много нового, странного, страшного узнала она за эти месяцы! Теперь она понимала, что человека — будь то честный старатель или бандит-убийца — ни в чем нельзя винить! В любом преступлении всегда виновато лишь золото. Она перестала понимать, почему его так ценят — сама она не видела в нем никакого блага. Зато хорошо знала, с какой необоримой силой оно сокрушает человеческую душу. Никогда не забыть ей громадный муравейник, кишащий старателями, лихорадочно копавшими, мывшими, копившими золото — все больше золота, — глухими и слепыми ко всему, кроме золота.
Навсегда, выписанные огненными мазками на черном фоне ее памяти, останутся дикие образы безжалостных бандитов. Вот Гулден — чудовище, злобная горилла, людоед! Воспоминание о нем снова и снова пробуждало в ней ужас, а вот его страшная смерть — нет. Пожалуй, это было самое безболезненное впечатление, сохранившееся в ее памяти.
Зато избавиться от образа Келлза Джоун никак не могла, он все время жил в ее мыслях. Теперь, когда она была дома, далеко от границы, она могла еще раз спокойно заглянуть в прошлое, получше его рассмотреть. И оказалось, что далеко не все там было ясно и понятно и никогда не будет. Ей виделся Келлз, жестокий бандит, убийца, организатор шайки головорезов, ее мозг. Такому не должно быть места в мыслях порядочной женщины. Но оно было. Джоун не забыла, не простила ни одного из его деяний, даже помыслов, понимала, что ее разуму не под силу охватить всю беспредельность его вины, догадывалась, что он, по всей вероятности, был самым худшим, самым страшным порождением дикого пограничья. Именно там сложились условия, при которых неизбежно должен был появиться такой человек. В этом было что-то таинственное. Джоун видела, как в душе этого бандита слабость и порочность каким-то образом уживались с силой и благородством. Только она знала, что за человек скрывался за всеми непонятными, переменчивыми проявлениями его натуры, и память о его преступлениях как-то стиралась. Ее мучило раскаяние, даже угрызения совести. Но что она могла тогда сделать? Выхода из той невообразимой ситуации не было, как и теперь у нее не было возможности найти Келлзу место среди людей. Он насильно увез ее, без всякой нужды убил трех человек, только затем, чтобы провести с ней долгие, пустые, бесплодные часы; он полюбил ее, стал другим человеком и… проиграл ее в карты — для Джоун это было последним, страшным доказательством пагубной власти золота; и, наконец, спас ее. Она помнила, как он вышел из ее каморки: бледный, спокойный, сияющий; помнила взгляд его странных светлых глаз, ироническую усмешку; помнила, как в последние страшные мгновения в одном неистовом порыве он отдал ей всю свою силу, самое жизнь. Если б только перед смертью, когда она держала его голову, он узнал ее! Но нет, в бледных глазах только медленно угасал свет — взгляд его души, навсегда покидавшей тело, уже одинокой, уже отстраненной от живого мира живых людей.
Из раздумий Джоун вывел шорох листьев под чьими-то шагами, и она вздрогнула.
Вдруг сзади ее обхватили сильные руки, и Джим Клив доказал, что, будь он хоть каким угодно радостным и благодарным возлюбленным, актер он никудышный: если он и хотел заново пережить то роковое свидание и ссору, которая загнала их обоих на границу, у него ничего не получилось. Его нежное объятие, трепетные поцелуи сами собой сказали, что теперь он — счастливый любовник.
— Джим, тогда ты все сделал совсем не так, — засмеялась Джоун. — Если б все было, как сейчас, я бы ни за что не разозлилась.
Джим тоже залился счастливым смехом.
— Да нет, все было именно так — я подкрался и сгреб тебя в охапку.
ebooksa