Пограничный легион

— Джим, обещай мне сделать все, что я скажу.

— Конечно.

— Сколько у тебя револьверов?

— Два.

— Дай один мне.

Клив протянул револьвер, который все это время не выпускал из руки.

Келлз взял его и сунул в карман.

— Возьми другой и будь готов, — быстро распорядился он, — но ни одного выстрела, пока я на ногах!.. А тогда… тогда действуй по своему разумению… последний патрон оставь ей — вдруг…

— Обещаю, — твердо ответил Клив.

Келлз вытащил из-за пояса длинный, ярко сверкающий нож. Джоун не раз видела, как он орудовал им у костра. Келлз сунул нож в рукав, а черенок зажал в кулаке. Больше он не произнес ни слова, не бросил на Джоун прощального взгляда, так что в памяти у нее остался тот его взгляд, каким он смотрел на нее, когда она, обняв его, обратила к нему лицо для поцелуя.

Потом Келлз вышел вон, а Джим опустился возле двери на колени и приник к просвету между жердью и занавеской. Собрав все силы, Джоун тоже прильнула к щели в бревнах. Она должна все увидеть своими глазами, чего бы ей это ни стоило, как бы страшно все это ни было.

Бандиты были поглощены игрой, на подходившего Келлза никто и не взглянул. Гулден сидел спиной к двери. В хижину вливался поток солнечного света, и когда Келлз пересекал его, на склоненные головы игроков упала тень. Черная, зловещая тень преградила путь золотому лучу! Но и тогда ни одна голова не повернулась в сторону Келлза.

Он сделал еще шаг вперед и внезапно, одним прыжком оказавшись у стола, изо всей силы всадил нож в толстую шею Гулдена. Огромное тело бандита рухнуло, опрокинув и стол, и скамьи, и игроков. Жуткий, прерывистый, нечеловеческий вой вырвался из глотки великана.

Келлз отбежал к двери и, держа в каждой руке по револьверу, стал беспорядочно стрелять — но только из того, что был в правой руке.

Поднялся страшный переполох, слышались крики, стоны, топот ног, но все заглушал звериный вой Гулдена и гром выстрелов. Комната наполнилась белым дымом, с каждым выстрелом он становился плотнее, за ним уже ничего не было видно. Сквозь облака дыма сверкали красные вспышки выстрелов, они шли с пола, куда попадали бандиты, а навстречу им от двери грохотали выстрелы обоих револьверов Келлза. Но вот он вдруг как-то странно уменьшился в росте: тело его согнулось почти пополам, обмякло. И все же он продолжал борьбу, время от времени его револьверы выбрасывали красный огонь. Потом откуда-то сбоку раздался совсем другой выстрел, Келлз пошатнулся и припал к двери. Стреляли из ружья, его гулкий гром заглушил тяжелый грохот револьверов.

То ли зрение у Джоун прояснилось, то ли рассеялся дым, но ей вдруг стало лучше видно, что делается в хижине, и первое, что бросилось в глаза, отчего ее охватили ужас и смятение, был Гулден. Он, как слепой, ощупью двигался в клубах дыма то в одну сторону, то в другую, не замечая ни орущих бандитов, ни стрельбы, и словно все пытался своими огромными ручищами схватить что-то невидимое. Он потерял чувство направления, едва сохранял равновесие; его рев все еще перекрывал общий шум, но уже заметно слабел. Силы покидали его огромное тело. Наконец, ноги перестали его держать. Но туг он вдруг выхватил два тяжелых револьвера и, шатаясь, принялся палить во все стороны по чем попало.

Одна пуля добила раненого Бликки. Ничего не видя и не слыша, Гулден наткнулся на Джесса Смита и упер в него стволы обоих револьверов, а тот, пытаясь избежать неминуемой гибели, пронзительно закричал и в упор выстрелил в Гулдена. Гулден все же успел нажать курок, их выстрелы прогремели почти одновременно, и оба бандита рухнули на землю.

Но Гулден снова сумел подняться. Обливаясь кровью, с душераздирающими криками, этот огромный механизм разрушения все палил и палил в одном направлении, хотя смотрел вроде бы в другую сторону. В барабане уже давно кончились патроны, а он все нажимал и нажимал на курок.

Келлз стоял на коленях. В руках у него был уже только один револьвер, и тот ходуном ходил то вверх, то вниз. Левая рука, простреленная навылет, плетью висела вдоль тела; клубы дыма то и дело закрывали его бледное лицо.

Кроме Гулдена на ногах оставался еще один бандит — Пайк, но и он был тяжело ранен. Сделав последний выстрел, он отбросил револьвер и, выхватив нож, шагнул к Келлзу. Келлз выстрелил, ранил Пайка, но не остановил. И вдруг разом наступила тишина — такая страшная после грохота выстрелов и криков обезумевших бандитов. Гулден, как гигантский призрак, ощупью крался за Пайком. Одним могучим рывком он оторвал от опрокинутого стола ножку и, качаясь, взмахнул ею над головой. Теперь из груди его вырывался не рев, а какой-то тонкий свист.