Через мгновение хриплый голос доложил:
— Какая-то «Ревком»…
Швырнул трубку, весь красный отскочил от телефона Каменщиков.
— Проворонили… Идиоты!
И, бросившись к генералу, задыхаясь от злобы, сделал резкий доклад. Макаров сообразил, и холодок пробежал по спине, а в глазах сверкнула радость, и смех раздвигал его челюсти.
«Молодец Катя». И равнодушно пил вино, безучастно осматриваясь вокруг, а сердце все дрожало от радости. Генерал даже привскочил.
— Что? Кто смел? Поймать! Арестовать! Повесить! Энгер переглянулся с Ивановым. Встали и быстро вышли из курильни.
Улицы, поглощенные тьмой, едва разрезывались глазами автомобиля. Где-то высоко, вверху, качались бледные, расплывчатые пятна света.
В поле зрения глаз авто появились силуэты трех качающихся пьяниц… Они шли так, что объехать их не представлялось возможным.
— Пьяная сволочь! — крикнул Энгер, высовываясь из застопоренного автомобиля.
Три силуэта на мгновение замерли, остановились, и вдруг распались. Средний, качнувшись, упал. Остальных поглотил мрак.
— Проклятие!
Вылезли из автомобиля, подошли к лежащему. Энгер хотел приподнять голову, но отдернул руки.
— Мокро… Посвети.
Иванов щелкнул электрическим фонариком. Луч света осветил руки Энгера. На руках была кровь.
— Кровь, — сказал Иванов. Перевернули лежащего лицом кверху.
В небо, в туман, во мрак смотрели холодные глаза Лентулова. В них застыл страх, страх момента, когда глаза всех присутствующих товарищей уставились на него.
На груди странно белела приколотая записка. Луч фонаря скользнул по записке.
— Это дело красных, красных…