Поднебесный гром

22
18
20
22
24
26
28
30

— Меня вы можете наказать, а руководитель полетов здесь ни при чем.

Директор завода пристально поглядел на Аргунова.

— Все! Прения окончены. Все по местам!

Собрание закончилось, но люди не расходились, курили, высказывали друг другу наболевшее.

Гокадзе перехватил двинувшегося к дверям Аргунова:

— Не панимаю, Андрей, ты что, блаженный? Ударили по левой щеке, подставляешь правую! Почему не защищаешься?

Аргунов ничего не ответил.

— Извини, дорогой, — вступился за него Суматохин. — Ты человек горный, гордый. Он — равнинный, русский. Душа у него открытая, и попробуй разбудить в нем зверя. Доверчив уж больно…

В стороне от всех молча и сосредоточенно курил руководитель полетов Володя Денисюк.

«Уже чужой», — взглянув на него, подумал Аргунов. Было нестерпимо обидно за Володю. Для него уход с ЛИС — тяжелый удар. Это была, можно сказать, последняя ниточка, связывающая его с небом. Андрею не раз случалось наблюдать, как преображался Денисюк, когда над стартом проносилась сверхзвуковая машина и, круто изменив траекторию полета, устремлялась прямо в зенит. В такие минуты Володя прямо-таки расцветал. Счастливыми глазами провожал он машину и, не выдержав, кричал в микрофон:

— Пять с плюсом!

Денисюка всегда тянуло к летчикам. Он с удовольствием носил кожаную куртку, подаренную ему когда-то Аргуновым, берег ее, как дорогую реликвию. Он жил той атмосферой, теми мыслями, что и испытатели. И вдруг такой удар — увольнение с летно-испытательной станции. Надо было знать Володю Денисюка, чтоб понять, что это для него значило.

Андрею хотелось подойти к нему, сказать что-нибудь утешительное, но что? Денисюк докурил сигарету, медленно обвел взглядом лица друзей, как бы прощаясь с ними, и направился к выходу. За ним потянулись и Волобуев с Суматохиным.

Аргунов догнал их у проходной.

— Ну, что головы повесили? — бодрясь, спросил он.

— А чему радоваться? — отмахнулся от него Волобуев. — Нестыковка получилась, вот что.

— Галиматья какая-то, — начал закипать Федя Суматохин. — Кого действительно нужно наказать — на белого коня водрузили.

— Не надо… И вообще, давайте помолчим, — сказал Андрей, но сам же и не выдержал: — Проморгали мы человека!

— Это Струев-то человек?

— Я о Валерке говорю.