Коньяк в конце концов раздобыли, но он мало помог профессору, и из операционной его увезли, как больного, на каталке.
А следом за ним везли забинтованного с головы до ног, покалеченного, но живого летчика-испытателя Валерия Волка.
…Волчок открыл глаза лишь на пятые сутки. Увидел над собой белый, треснувший в нескольких местах потолок, подумал: «А почему оно не голубое? Опять нет погоды?»
Потом увидел белые стены, белые кровати, белые бинты на руках и ногах, белую косынку на голове сестры. Удивился: «Что это со мной?» И тут только вспомнил: рука судорожно впилась в штурвал, пытаясь вывести машину из штопора. Но машина, всегда такая чуткая и послушная, на этот раз окончательно взбунтовалась и никак не хотела подчиняться. Только в бешеной круговерти мелькали и пестрели, смазываясь и сливаясь в единый клубок, дома, море, аэродром.
Виток, еще виток, еще!
Мертвой хваткой держал Волчок рули на вывод. С каждым новым витком машина будто бы начинала слушаться, поднимала нос почти до самого горизонта, а потом вдруг предательски делала резкий клевок. Так продолжалось долго, бесконечно долго. Волчка то вжимало в сиденье, то кидало на борт, то подбрасывало вверх, точно какие-то могучие силы задались целью измотать, лишить сил, выбросить его из кабины.
«А что, если в самом деле сигануть?» Лишь на один короткий миг представились безмятежность и покой под куполом парашюта. «А самолет?»
Машина, будто услышав пилота, дернулась носом вверх, к горизонту: «Не бросай меня!» Волчку даже почудилось, что вращение замедлилось, и маленькая, чуть вспыхнувшая искра надежды толкнулась ему в сердце, но уже в следующую секунду самолет снова клюнул носом. Волчка кинуло вверх, и, если бы не тугие привязные ремни, он расшиб бы себе голову о фонарь кабины.
Нет, он был бессилен что-либо сделать. Неотвратимо надвигалась земля.
«Прыгай!» — кричало в нем все.
«Прыгай!» — кричали красные рычаги катапульты.
«Нельзя — внизу люди».
Машина тряслась — вот-вот разлетится на куски.
«Нель-зя-а-а-а-а!»
…В палату вошел профессор:
— Сестра, как больной?
— Мне показалось, что он приходит в себя… И вот опять… Все шепчет: «Нельзя».
— Ничего, ничего, теперь выкарабкается. Можно пустить на минутку жену, когда он придет в себя. А сейчас положите ему на голову лед.
— Хорошо, Иван Петрович. Я сейчас.
— Нет, попросите другую сестру. А сами не отходите…
ebooksa