Андрей приговаривал, сменяя на сыне ползунки, а Лариса счастливо и грустно улыбалась, глядя на них.
Он ходил, прижимая к себе успокоившегося сына, и все говорил, говорил:
— Смотри, Виталька, запоминай: вот твоя кроватка, вот телевизор, подрастешь — хоккей вместе смотреть будем.
Малыш внимательно, будто понимая, вслушивался в слова, пока наконец Лариса не вмешалась:
— Ну хватит, Андрюша, а то сон у него развеешь…
Андрей уже хотел лечь в постель, как услышал за стеной всхлипы. Он вошел в комнату дочери:
— Олюшка, ты чего?
Ольга только всхлипывала и ничего не говорила, пряча лицо в подушку.
— А ну выкладывай, кто тебя обидел?
— Никто…
— А чего ты тогда плачешь?
— Эх, папка, папка, — прошептала Ольга, размазывая по щекам слезы, — ничего-то ты не видишь… Ходишь как слепой… А она уже мамины книги распродает: дескать, зря место занимают…
— Кто? — спросил Андрей, хотя и без этого знал кто…
Крепко он поговорил тогда с Надеждой Павловной. Она обиделась и больше недели не приходила. А вчера заявилась снова.
— Шикарные ползунки внуку купила, — как ни в чем не бывало сказала она и заворковала над малышом: — Негоже нам в простых ползунках ходить. Мы ведь не кто-нибудь, а сын летчика-испытателя…
«Капроновые ползунки, — думал Андрей. — Что-то она сегодня еще придумает?»
Открылась дверь — на пороге стоял тесть.
Аргунов обескураженно хлопал глазами.
— Отец, ты какими судьбами?
— Заскучал один на пасеке. Взял и махнул к внучке. С самого утра здесь гостюю.