— Ты один иди. Мне еще надо вон туда, в тот хутор, к родне забежать.
Бараков подхватил свой мешок и, оглянувшись, пошел по лощине в сторону, противоположную дороге. Вскоре он спустился в овраг и исчез.
А на дороге творилось что-то невообразимое. Со стороны Калача двигались машины и повозки с бойцами в окровавленных бинтах, везли разбитые пушки, прошло несколько танков с порванными стволами орудий. И все это вперемежку с крестьянскими подводами, запряженными чаще всего быками и коровами. А рядом с подводами шли смертельно уставшие дети, женщины, старики.
— Откуда? — спросил Иван у одного старика.
— Из-за Дона, сынок.
— А что там, как?
— Прет окаянный, вот что.
— А от Калача немец далеко?
— Да не так, чтобы очень, но…
Старик сунул быкам по пучку сена и вздохнул:
— Вся надежда вот на этих, что навстречу идут. Может, отобьют, как думаешь?
Иван посмотрел на встречный поток. С востока тоже двигалось много машин и повозок, по обочине шли колонны пехотинцев. В этом потоке было больше порядка. Новенькие пушки, пулеметы, на бойцах — еще не выгоревшие на солнце гимнастерки и пилотки.
Молоденький лейтенант остановился возле деда.
— Ну как там, отец? Небось жарко? — весело спросил он, вытирая запыленное потное лицо.
Старику этот неуместный веселый тон пришелся не по душе. Он неожиданно набросился на командира:
— Жарко? Тебе-то небось прохладно, не спеша поспешаешь. А им как? — он кивнул в сторону беженцев. — Все бросили, детишек прихватили — и айда. Вот смотри: у меня их четверо, а что взяли с собой? Десяток тыкв да пуд зерна. А впереди что? Докель нам вот так-то? За Волгу? В Сибирь? Жарко!..
Улыбка слетела с лица лейтенанта. Он взял старика за плечи и, чуть помолчав, уже серьезно проговорил:
— Не обижайся, папаша. Слово даю — остановим.
— Вы не беспокойтесь, дедушка, — вмешался Цыганков. — Они обязательно остановят фашистов. Не только остановят — назад погонят.
— Правильно, парень! — Лейтенант потрепал Ивана по рыжеватым вихрам и снова обратился к деду: — Наше слово твердое, отец.