— За победу! — провозгласил майор.
— За победу! — поддержали его капитан и фон Гетц.
За победу полагалось пить по полной. Фон Гетц внутренне весь съежился, но ничего страшного не произошло. Пожар уже не был таким испепеляющим. Уже не вылезали глаза из орбит, и факел, бьющий изо рта, не был таким сильным. Все приступили непосредственно к обеду, ломая утку прямо руками и накладывая на хлеб претолстые куски сала. Горилка обладала лучшими свойствами аперитива и прекрасно возбуждала аппетит, и без того не подавленный войной.
Майор тем временем налил по третьей.
— За нашего фюрера!
При этом тосте все прервали трапезу и поднялись, застыв с рюмками по стойке «смирно».
— Хайль Гитлер!
— Зиг Хайль!
Третья рюмка уже не показалась Конраду чем-то смертельным. Она приятно обожгла пищевод и мягко улеглась в желудке. В прохладной комнате общежития, затененной с улицы кронами деревьев, растущих возле окон, стало жарко. Все трое расстегнули свои мундиры. Обстановка сделалась непринужденной и по-братски теплой. Все они были офицерами самой доблестной и непобедимой армии мира, следовательно — братьями. Все прибыли служить на Восточный фронт. Всем предстояла летняя кампания, всех их сейчас, несмотря на принадлежность к различным родам войск, объединяла общность судьбы. Сейчас они живы, это нужно ценить и этим нужно пользоваться, а что будет дальше — знают только Бог и фюрер.
И то скорее всего не про каждого…
Как же хорошо было оказаться снова среди фронтовиков! Жизнь сразу сделалась проста и понятна. Никаких шпионских хитростей и дипломатических уловок. Скоро он получит свой самолет, и тогда — вот мы, вот они. Тогда он покажет, что не разучился летать.
Ему захотелось что-нибудь рассказать, вспомнить какой-нибудь боевой эпизод.
— А вот у нас под Смоленском… — начал фон Гетц.
— А вы были под Смоленском?! — удивленно вскинул брови Майер.
Конрад моментально вспомнил, что летная книжка Курта Смолински гораздо скромней и чище его собственной, что воевать под Смоленском тот никак не мог, и прикусил язык:
— Мы там были в запасном полку, дожидаясь распределения на конкретные аэродромы, — промямлил он.
Хорошо еще, что фон Гетц и без того был в поту от горилки и никто не заметил, как он сейчас покраснел. Его лицо покраснело от стыда и унижения. Он был под этим чертовым Смоленском, почти два месяца не вылезал из боев, совершая по четыре-пять вылетов за день, терял там товарищей по эскадрилье, сам сбил несколько русских самолетов, получил за это сражение Рыцарский крест и погоны подполковника и не мог рассказать об этом кому бы то ни было!
— Ваше счастье, обер-лейтенант, что вы были под Смоленском только в запасном полку, когда там уже все кончилось, — назидательно поднял палец майор. — А там был ад! Эти русские погибали тысячами, но не сдавали город! Вы не поверите, иногда мне делалось страшно. Мою роту бросали в атаку иногда по девять раз в день! Мы расстреливали по русским по пять-шесть боекомплектов в сутки! Мы разрушали их позиции в щепки, но русские не бежали! Они только отходили и снова оборонялись. Это был настоящий кошмар! У меня под Смоленском выбило половину машин и личного состава! После того сражения мы три недели зализывали раны.
Фон Гетцу было больно слышать это. Ведь он был там! А теперь, как последний щенок, вынужден заткнуть рот и выслушивать про то, что он знал лучше этого майора и уж тем более капитана, который, кажется, из штабных.
— А вы где служили? — спросил он Лейбница, желая проверить свою догадку.
ebooksa