Чайки возвращаются к берегу. Книга 2,

22
18
20
22
24
26
28
30

Ами еще не готовы принять их. Весь вечер сегодня и полдня завтра свободны. Не соблаговолит ли мистер Казимир принять его, Джона, компанию за неимением лучшего. Он, Джон, часто бывает здесь, а совсем недалеко, в Миндене, у него есть подружка, которую ему, Джону, хотелось бы навестить. У его подружки, естественно, есть своя подружка, почему бы им не развлечься?

Лидумсу стало совсем весело. Значит, бедняга Джон боялся оставить своего подопечного без присмотра! А Джон продолжал все горячее убеждать:

— Вы же совсем не знаете нашей жизни на Западе! Почему бы не воспользоваться тем, что посылает фортуна? Девушки, несомненно, будут рады, а так как они работают за деньги, то за их здоровьем следят специальные доктора, да и полиция — опасаться нечего. А мне, признаться, до смерти надоела чопорность там, дома, и уж если представился случай, недурно бы пуститься во все тяжкие! И когда еще окажется новая возможность? Теперь наша работа в ФРГ сокращается, эти проклятые ами все прибирают к своим рукам. Последний раз я был здесь как раз в те дни, когда мы ждали вашего приезда… Ну что же, Казимир готов испытать неведомое! Но как с деньгами?

Маккибин на этот раз не поскупился, выдал вдвое больше, чем выдавал раньше. Как видно, хотел, чтобы ами не могли упрекнуть его в скупости…

Но какое-то беспокойство еще грызло Джона. Он вдруг огляделся по сторонам и снизил голос:

— В «Альдоне» живут несколько наших сотрудников. Нам придется быть осторожными!

— Слушаюсь, сэр!

— Перестаньте шутить, Казимир! Какое-то дурацкое недоверие захлестнуло весь мир! Ну кому какое дело, где проведут свободный вечер двое джентльменов? Так нет, обязательно найдется око недреманное! Но на этот-то раз мы их перехитрим!

— А что, часто не удается?

— Не будем об этом! — Джон перешел на инструкции. — Наши номера рядом. В восемь вечера я постучу вам в стенку, вы сразу выходите и идите к лифту. Ключ у портье не оставляйте, ступайте прямо на улицу. В табачном киоске купите пачку сигарет. Сейчас я разменяю деньги, а сдачу оставлю вам. Я пройду мимо киоска, и вы пойдете за мной. Когда я обернусь, можете подойти ко мне.

— К чему такие сложности? — попытался запротестовать Лидумс. — Мы ведь идем не на акцию! — Его действительно удивляло, что какую-то прогулку в ночной кабак Джон обставляет такими таинственными приготовлениями.

— Портье и табачный торговец наверняка следят за посетителями отеля. А откуда я знаю, для кого они следят? Может быть, для нас, может, для ами, а может быть, и для немцев. Не забывайте, что мы нырнули в самый центр международного шпионажа. Конечно, это не значит, что каждый второй проходящий по улице — шпион, однако же в Содоме и Гоморре не нашлось и семи праведников…

— И господь бог правильно сделал, что сжег эти города! — подхватил Лидумс.

— Боюсь, что теперь у него меньше возможностей! — угрюмо откликнулся Джон.

— Не скажите! А водородная бомба?

— Тут бог ни при чем!

Странно было слушать эти откровения от работника английской разведки. Должно быть, Джону изрядно надоело вечное угодничество и подчинение. Лидумс умолк, только подал знак лакею, подняв два пальца. Тот немедленно повторил заказ.

В восемь вечера они осторожно выбрались из отеля. Через четверть часа были на вокзале. Там сели в один из поездов и поехали в Минден.

Минден действительно ничем не напоминая скучный административный центр Херфорд. Этот городок был словно нарочно приспособлен для разгула. На каждой улице — несколько кабаков, клубов, ресторанов. Везде толпы гуляющих, тут же одинокие женщины, ожидающие приключений или заработка. Было девять часов вечера, и этот старонемецкий город с претензией на готику словно взрывался от джазовых мелодий, автомобильных гудков, перезвона трамваев. Музыка доносилась из открытых окон, из танцевальных залов, из кабаков. И все вокруг было залито дрожащим светом реклам и разукрашенных витрин. Казалось, тут длится какой-то странный праздник, от которого все уже устали, но остановиться не могут.

Малый Джон быстро миновал освещенный центр и остановился на маленькой площади, от которой уходила темная узкая улица.