Ты должен взять себя в руки.
Он приближался к светлым зданиям комплексов Линкольновского центра. Внезапный импульс погнал его через Бродвей на Шестьдесят пятую, и он вошел в Центральный парк.
Сразу же за оградой парка к нему подошел, пошатываясь, бродяга с протянутой рукой. Пол всегда считал себя обязанным пода кать милостыню немощным, но сейчас он быстро прошел мимо.
Парк был загажен: кругом старые газеты, смятые сумки для завтраков, ржавые пробки от бутылок, пустые банки. Года три назад целое лето, каждый свободный час Пол работал в добровольном обществе по борьбе с загрязнением…
Возле зоопарка на скамейке, покачиваясь, сидел пьяный. Глаза его следили за Полом. Пол стиснул зубы и торопливо прошел через зоопарк на Пятую авеню.
Из дома он вышел без какой-либо определенной цели, им владело одно желание: положить конец своему нездоровому одиночеству. Теперь же он знал, куда направляется…
Дверь закрылась за ним с чмокающим звуком. Секретарша приемной Мэрилин, полная двадцатишестилетняя брюнетка с едва обозначившимся двойным подбородком, изобразила на лице удивление, радость и сочувствие.
— Ах, мистер Бенджамин! Как приятно! — Выражение ее лица изменилось с комической внезапностью. — О, мы все были страшно огорчены, услышав… Бедная миссис Бенджамин… Для вас это, наверное, было просто ужасно…
Пол кивнул, что-то пробормотал и торопливо прошел в коридор, потом в приемную кабинета Сэма Крейцера, где его примерно так же встретила секретарша Сэма. В кабинете у Сэма сидел Данди. Оба обрушили на него поток слов; прошло некоторое время, прежде чем Пол мог вставить:
— Я начал страдать кабинетной лихорадкой. Подумал, не вернуться ли мне на работу. Вероятно, я пока еще ни на что не гожусь, но, возможно, будет лучше просто посидеть здесь и по-перебирать бумаги.
— Мне кажется, вы правы. По крайней мере будете в кругу дружеских лиц. — Данди схватил его за руку, похлопал по плечу. — Если что-нибудь понадобится, если хоть что-нибудь…
— Все в порядке, Билл. — Пол постарался смягчить эмоции: — Кстати, Сэм, если ваше приглашение еще действительно, то единственное, в чем, как мне кажется, я сейчас нуждаюсь, так это в настоящей пище. Я существовал на мороженых продуктах — поглощал рекламные обеды, у которых нет никакого вкуса.
Показалось ему это или нет: почти незаметное выражение неудовольствия мелькнуло на лице Сэма… Но огорчение тут же скрыла улыбка.
— Разумеется, Пол, я позвоню жене и скажу, чтобы она все приготовила.
В тот вечер за обеденным столом он сказал Сэму:
— Знаете, мы все входим в это общество совершенно наивными, и те, кто не избавляется от нее, становятся либералами.
— О, подождите-ка минутку, Пол, вы не можете…
— Нет, могу. У кого большее право, чем у меня?
Это был вопрос, на который ни Сэм, ни Адель не решились отвечать.
— Не так давно я понял, кем мы являемся в действительности: либералами. Мы требуем реформ, хотим улучшить положение простых людей. Для чего? Улучшить их положение материально? Вздор. Это делается только для того, чтобы мы чувствовали себя менее виноватыми. Мы рвем на себе одежду, стремимся показать, что готовы принять любое незаконное требование, если оно исходит от черных, молодежи или выдвинуто тем, кто считает себя обиженным. Мы хотим умиротворить всех и каждого. Вы знаете, кто такой либерал? Либерал — это тот, кто выходит из комнаты, когда начинается драка.