— Ничего серьезного?
— Как сказать, — отвечаю я.
Я слышу легкую трусцу за дверью, она чуть-чуть приоткрывается, и показывается седая прядь над сонным глазом. Супружница стража порядка желает знать, на кого я похож. Узнав это, она возвращается на свое супружеское ложе.
Сан-Антонио чувствует себя немного не в своей летающей тарелке, мои дорогие. Этот Оливьери наверняка шишка с большими связями и может не оценить ночной визит по достоинству. Следовательно, для меня тут попахивает жареным.
Нарисовывается слуга. Из тех, что жилет в полоску и все прочее. Его глаза еще досматривают сон, но в остальном он безупречен.
Он рассматривает меня с высоты своего положения.
— Это вы хотите видеть месье?
— Это я.
— Сейчас два часа ночи…
— Четверть третьего, — уточняю я. — Будьте так добры, предупредите его о моем визите.
Моя самоуверенность (или я не парижанин?) его обескураживает.
— Очень хорошо, извольте следовать за мной…
Я совершаю знакомство с очередным огромным залом. Стены этого задрапированы замшей. На полу — шкуры белых медведей, по сторонам мраморные статуи, экзотические растения и картина Пикассо, в которой я признаю подлинник. Поверьте, месье Оливьери не из тех, кто ждет семейного пособия, чтобы купить килограмм сахара.
Лакей указывает мне на обтянутый темно — синим бархатом диванчик.
— Садитесь, я пойду разбужу месье.
И он вступает на парадную лестницу. Я остаюсь один и обдумываю доводы, оправдывающие мой визит. Судя по осторожности прислуги, у месье Оливьери неважный сон и он не любит, когда его беспокоят среди ночи.
Слуга быстро возвращается, у него растерянный вид.
— Месье нет в спальне, — говорит он.
— Он что, еще не вернулся?
Он никуда не выходил.