— Что дальше?
— Я подошел к одному домишке, не знаю, может, ты его заметил, на пригорке у озера.
— Да, ну и что?
— Я стучу, и кто же мне открывает? Глэдис из Монружа, старинная шлюшка, с которой я имел дело, когда работал в полиции нравов. Я узнал ее, а она узнала меня… И вот мы стоим, отвесив челюсти и уставясь друг на друга как вкопанные. Я вспомнил, что она шотландка. Завязав со своим ремеслом, она вернулась в свою лачугу и вышла замуж за бывшего лесничего замка, некоего Реда О"Паффа, умершего, я слышал, в прошлом году… мы поболтали. Глэдис здесь все осточертело, она тоскует по Панаме. Свежий воздух и цветущие кусты роз не стоят набережных Марны. По всему видно, что она запила горькую. Еще бы — тоска. Если бы мне пришлось надолго покинуть Париж, я бы тоже, наверное, стал кирять. В жизни бывают минуты, когда ты не можешь жить без городской суеты, клянусь…
Бугай дает мощный залп по галошам. Его взгляд спаниеля растекается по щекам.
— Ну, — говорит этот перекати-слово, — как там наш поджар?
— Какой еще поджар?
— Ну, пожар.
— Свернулся. Я думаю, что твоя идея оказалась…
— Блестящей? — шутит он, никогда не теряя чувства юмора.
— Да. Грязь всегда хорошо прятать в золе.
— Что мы будем делать сейчас?
— Собирать манатки.
— Возвращаемся во Францию? — оживляется он.
— Я — да, ты — нет…
— Что?!
Он орет так яростно, что чуть не обваливается потолок нашей комнаты (я забыл вам сказать, что, пережевывая словесную кашу, мы вернулись в наше жилище).
— Успокойся, я еду туда на день, от силы на два.
— В Париж?
— Нет, в Ниццу. А ты тем временем заляжешь где — нибудь поблизости и понаблюдаешь за поведением этой милой компании.